Почему у нас нет великих экономистов?
Временное преимущество западных экономистов — решающий фактор, обеспечивающий превосходство первого эшелона западной науки над его визави в «хромающих странах».
Валентин Федоров
Почему у нас нет великих экономистов?
"Экономические стратегии", 2001, №5-6, стр. 30-33.
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать…
Строки Федора Тютчева, написанные больше века назад, актуальны и по сей день. Действительно, Россию нельзя сравнить ни с одной страной, она развивается по своим собственным, отнюдь не общемировым, законам. У нас есть все: передовые высокие технологии и убогие жизнеобеспечивающие предприятия, богатые особняки и нищие селения, высочайший уровень культуры, интеллекта и обескураживающая неорганизованность, безалаберность… поистине страна "контрастов". Видимо, специфика национального характера, мировоззрения, особенности чисто российской эволюции и не дают возможности отечественным ученым войти в когорту великих экономистов мира. И наверное, поэтому же ни одна из разработанных программ экономического развития не внедрена полностью, и практически невозможно оценить ее эффективность.
Экспертный совет программы "Действующие лица" счел целесообразным в этом году не определять лауреатов в категории "Экономист", никоим образом не умаляя при этом заслуги российских ученых.
Российская земля всегда была богата не только природными ресурсами, но и талантами. Наши соотечественники добились выдающихся мировых достижений во многих сферах творческой деятельности. Однако в этой славной плеяде нет экономистов, оказавших ощутимое влияние на мировое экономическое развитие. Конечно, российская экономическая мысль как таковая представлена рядом крупных ученых и интересных работ. Как пишет известный исследователь, доктор экономических наук Ирина Осадчая, наша экономическая наука жила и пульсировала в общем русле мирового развития и именно благодаря этому могла внести и внесла общепризнанный вклад в различные сферы современного экономического анализа. С этим утверждением можно согласиться, тем более что вклад бывает разным по величине: любой диссертант "вносит вклад" в науку, что официально удостоверяется, иначе ему не присвоят искомую степень. Так или иначе, стыдиться перед миром скудости наших экономических размышлений не приходится, мы почти как все. Может быть, кому-то этого покажется мало, ведь мы так привыкли быть выдающимися. Но "по гамбургскому счету", мы не дотягиваем до этой высокой планки.
Отсутствие экономистов мирового масштаба в России прошлой и нынешней носит чуть ли не мистический смысл. Ход рассуждений примерно такой. Ну, не дал Бог русскому человеку блага хозяйственного мышления, вот и не может избавиться народ от бедности. За что ему такое наказание? А может быть, это никакое не наказание, ведь если бы мы умели считать деньги, то не обладали бы столь высокой духовностью, какой нет больше нигде в мире. Иногда нашу экономическую иррациональность представляют как горькое следствие длительного ордынского ига, не забывая, однако, возместить эту ущербность опять же нашей высокой духовностью, до которой Западу не дотянуться. Между тем, здесь есть логическая ловушка, в которую попадают авторы этой точки зрения. Во-первых, если речь идет о генах (а именно так и ставится вопрос), то они быстро "не выводятся из организма", а потому наши попытки построить рыночную экономику заранее обречены на провал, и тогда надо списать Россию в архив. Во-вторых, если поход в рынок будет все же удачным и мы встанем вровень с остальными, то, следуя логике авторов, нам придется расстаться с высокой духовностью. Стоит ли овчинка выделки? Все это, однако, полный вздор.
Экономическая наука являет собой такую сферу интеллектуального созидания, которая, с одной стороны, дает свободу для мысли, для творчества, а с другой – изначально ограничивает эту свободу, выдвигая перед деятелями науки совершенно практические задачи. Музыкант или философ не связан утилитарными требованиями, его достижения прямо пропорциональны степени одаренности. Экономист же, подобно прыгуну в высоту, отталкивается от земли и возвращается на землю. Базовый материал для своих рассуждений он берет из окружающей его действительности, обобщая факты, размышляет над усовершенствованием материальной основы мира. Здесь ценится не полет фантазии, а сугубая целесообразность. Не оригинальность красит ту или иную экономическую школу и ее лидеров, а рациональность предложений, их польза. Главное, чтобы концепция работала, "ловила мышей", а какого цвета будет кошка (вспомним высказывание Дэн Сяопина), совершенно неважно.
Расслоение в профессиональной среде – от рядового научного сотрудника до ученого мировой величины – происходит по уровню интеллектуальных способностей. Последний-то и представляет для нас наибольший интерес.
Отчего наша земля не создает таких? Оттого, что производительные силы в России отстают в своем развитии от производственных систем в других странах. Имеются в виду, конечно, передовые страны. Другими словами, причина носит не субъективный, а объективный характер. Подняться до уровня Йозефа Шумпетера, Джона Кейнса или Милтона Фридмана можно лишь на острие проблем современности, с которыми сталкивается и которые решает передовая экономика. Систематически отставая от Запада на целую эпоху, наивно надеяться на то, что можно перекрыть этот разрыв за счет одного-двух русских экономических гениев, которые к тому же никак не появляются, в отличие от других стран.
Нобелевский лауреат, хоть и не всегда гений, но бесспорная мировая величина. Нобелевская премия по экономике присуждается с 1969 года, и к настоящему времени лауреатами стали 49 ученых. В любом виде занятий спортом счет 48:1 является разгромным. Нашим единственным представителем в этой мировой (по преимуществу американской) когорте является Леонид Канторович. В 1975 году он разделил премию с американцем Тьяллингом Купмансом за вклад в теорию оптимального размещения ресурсов. Разработанный им метод линейного программирования нашел прикладное применение в народном хозяйстве. Ничего сугубо социалистического в его разработках не было, и наличие Купманса в качестве сводного соавтора (оба лауреата пришли к своим выводам независимо друг от друга) подтверждает это.
Поставлю риторический вопрос: как может наша экономическая наука и ее представители вознестись на мировой Олимп, если работают они с морально и физически устаревшим материалом в лице собственного народного хозяйства? Марафонец-победитель не нуждается в советах далеко отставшего соперника. Велик тот, кто открывает общие закономерности, а это можно сделать, лишь находясь впереди.
Отставание от Запада началось не вчера и не сегодня, а еще до 1917 года. Тогда преобладала аграрная компонента развития, усложненная общинными отношениями, а капитализм в стране лишь начал вступать в свои права. Нынешняя ситуация более опасна, поскольку ликвидация разрыва в развитии требует неизмеримо более существенных затрат, чем раньше. Особого внимания заслуживает положение экономической науки в СССР. Будучи "служанкой политики" (С. Струмилин) и приспосабливаясь к идее планового хозяйства, она развивалась в узких рамках, что обусловило ее уродливое состояние. Есть мнение, что по сравнению с советским периодом уровень нынешней экономической науки неизмеримо возрос. Но это не так: не уровень науки возрос, а принципиально изменился ее характер. В недалеком прошлом было отнюдь не легче заниматься исследовательской работой, чем сейчас. Тогда тоже имела место сильная конкуренция умов, развивавшаяся по своим правилам, и включение в состав элиты в этой гонке предполагало наличие недюжинного интеллекта. Тем не менее, семьдесят лет "самого прогрессивного строя" не дали миру, именно миру, а не отдельно взятому государству, экономиста-первооткрывателя, перед которым бы сняли шляпу собратья по цеху. Да и в какой мере экономическую науку в СССР можно считать действительно наукой, памятуя о том, что ей строжайше предписывалось быть классовой и партийной? Если же сравнивать сравнимое, а именно рыночные периоды развития нашей страны (до установления идеологического контроля над наукой и после 1991 года), то нынешние экономисты сильно уступают своим предшественникам.
Особо следует сказать о звездах первой величины – Михаиле Туган-Барановском (1865-1919), Николае Кондратьеве (1892-1938) и Александре Чаянове (1888-1937), имена которых вошли в ряд экономических лексиконов за рубежом. М. Туган-Барановский ("наш Туган", по Ленину) – экономический мыслитель, занимавшийся широкой тематикой, но особенно важное место в его исследованиях отведено экономическому циклу. Тогдашняя, по преимуществу аграрная Россия не имела достаточной базы для промышленного анализа, поэтому ученый использовал английские материалы. Н. Кондратьев продолжил и поднял на более высокий уровень анализ "длинных волн" в экономике, начатый другими экономистами. Его исследования дали мощный толчок теоретическим разработкам, выходящим за пределы обозрения традиционных (обычных) циклов. Необходимо, однако, заметить, что у Кондратьева всегда было немало оппонентов. Общий итог я бы подвел следующим образом: кондратьевские большие циклы нельзя ни доказать, ни опровергнуть, и главной причиной этого является относительно короткая протяженность промышленного развития капитализма и статистических рядов. Закономерность подтверждается повторяемостью, а временной размах больших циклов ограничивает число хождений по кругу. Ученый-аграрник А. Чаянов, начавший свою научную деятельность с изучения зарубежного хозяйства, выступал за развитие на российской земле малых форм предпринимательства, что противоречило официальной линии. После сталинского обвинения Чаянов был репрессирован.
Ранее упоминавшейся И. Осадчей принадлежит заслуга воскрешения из безвестности имени большого ученого Фельдмана (1884-1958). Он работал над проблемой экономического роста, которая спустя много лет вплотную заинтересовала западных ученых. Они первыми воздали ему должное. Этот человек также был репрессирован.
В Советском Союзе экономисты, как и все остальные, при малейшем отклонении от генеральной линии партии наказывались и часто "изымались из обращения". Но одной этой причины недостаточно, чтобы объяснить, почему при социализме не могли состояться в полной мере экономисты мирового уровня. Ведь кто-то мог бы "писать в стол", для потомков, чтобы задним числом потрясти мир. Таких работ не оказалось. Да и откуда им было взяться, если хозяйственное строительство до 1991 года было движением антиисторическим, дававшим другим странам пример того, как делать не надо. Никакая сверходаренная личность не смогла бы извлечь из этого опыта экстракт, полезный для всего человечества. "Гениальный" труд товарища Сталина "Экономические проблемы социализма в СССР" демонстрирует непонимание "экономического человека", является попранием здравого смысла.
Меня могут упрекнуть в том, что я принижаю значение советской науки. Что ж, вполне допускаю, что где-то среди папуасов есть сообразительный сородич, который подсказывает своему босоногому племени желательность специализации на выделке, скажем, крокодиловой кожи, а не козьей, потому что ее легче выменять на виски у падких на экзотику заезжих бледнолицых. Чecть ему и хвала. Но вносит ли он вклад в мировую сокровищницу экономической мысли? Впрочем, его соплеменники могут считать, что вносит. Или представим картину иначе. Почему в Африке нет экономистов, имена которых произносили бы во всем мире с придыханием? Ответ прост – из-за ее экономической отсталости. Примерить этот же довод к себе нам что-то мешает. Это "что-то" есть ущемленное самолюбие, но мы должны быть объективными, поскольку речь идет о науке.
Государственный социализм закончился, а вместе с ним и принудительная зашоренность "работников экономического фронта". Теперь можно пуститься во все тяжкие, что многие и сделали. Но почвы для появления гигантов как не было, так и нет, так как страна продолжает оставаться в хвосте мирового обоза. К этому добавляется одно отягощающее обстоятельство – переходный тип нашей экономики, который отнюдь не скоро будет преодолен.
Однако в нынешней российской экономической науке есть одно исключение. Это – академик РАН Дмитрий Львов. Выдвигаемая им концепция переворачивает устоявшиеся представления об устройстве экономического механизма вообще, а не только в России, то есть носит глобальный характер. Его конкретные предложения, например, в налоговой сфере сводятся к следующему. Сегодня налоговая система в нашей стране работает против национального бизнеса, против трудящихся. Улучшить ее за счет внесения ряда поправок и дополнений, чем так усиленно занимаются законодатели, невозможно. Время и ресурсы, потребовавшиеся на разработку нового Налогового кодекса, потрачены бесполезно. Надо менять базовые принципы налогообложения, а именно – перенести нагрузку с фонда оплаты труда на ренту. Снять все налоги и начисления с фонда оплаты труда, ликвидировать НДС и сместить тяжесть налогообложения на прибыль, заранее зафиксировав ту ее долю, которая должна перечисляться в бюджет. Сегодня эта доля могла бы быть установлена в пределах 55-60%. Целесообразно также предусмотреть близкое к 100% перечисление в доход государства ренты от природоэксплуатирующих отраслей.
Столь длинная цитата необходима для адекватного представления о концепции Д. Львова, широко известной, но не получившей широкой поддержки в профессиональных кругах. Если бы мы начинали строить экономику с нуля, то, может быть, следовало бы взять за основу вышеизложенные принципы. В них есть своя логика. Но менять сейчас экономический механизм, освященный веками и опытом других стран, значит, опять разрушить все до основания. Мы снова хотим обойти всех ускоренным ходом и "попасть в дамки", построить кредитную систему, по словам академика, на иных, более цивилизованных, чем на Западе, принципах. Думаю, это невозможно. Российская специфика (основной источник богатства – природная рента) не уникальна ни в географическом, ни во временном плане, но почему-то другие страны жили и живут богаче нас. Большая удельная величина природной ренты обусловлена нерациональной структурой хозяйства, в частности, утяжеленностью сырьевых отраслей. По мере развития, их доля станет неизбежно снижаться, и ренты будет, соответственно, не хватать, а потому волей-неволей придется распространять налоги на обрабатывающую промышленность. Так мы вернемся к тому, от чего предлагается уйти. Еще один существенный момент. Россия должна рано или поздно ратифицировать Договор к Энергетической хартии (1995 год), а значит, выполнять ее положения, в том числе налоговые правила. Так что и с оригинальностью академика Д. Львова нам не особенно-то повезло.
В условиях глобализации Запад выступает бесспорным лидером и, тем самым, создает материальную основу для новых прорывов своей экономической науки. Капитально отставая от цивилизованных стран, Россия не в состоянии воспитать экономического уникума. Известный польский профессор Колотко считает, что разрыв в уровнях экономического развития постсоциалистических и передовых индустриальных стран за последнее десятилетие не только не сократился, но, наоборот, увеличился. Чтобы его преодолеть, может потребоваться не 50 лет, а несколько столетий. Опережающее развитие Запада, если взять обобщающий показатель производительности труда, дает достаточное пространство для экзерсисов собственных экономистов, которые на оригинальном материале могут строить великолепные теории, концепции и программы. Имеющийся у Запада запас в 50 или более лет означает для нас, что пропущено одно поколение ученых (или даже два), и этот пробел невосполняем. Если исходить из равноценности людей по разные стороны океанов, материков, границ, то нужно признать, что временное преимущество западных экономистов – решающий фактор, обеспечивающий превосходство первого эшелона западной науки над его визави в "хромающих" странах. То, что для последних представляется новым, смелым, берущим за душу делом, для тех же США – отработанный продукт. Такой гандикап времени можно попытаться снять путем обращения российских экономистов к американским статистическим ежегодникам, но это мало что даст, поскольку экономическая жизнь представляет собой сложнейшую, постоянно меняющуюся комбинацию множества материальных, социальных, политических и других процессов. Как нельзя на чужих плечах въехать в рай, так нельзя на заимствованных цифровых рядах стать пророком для чужой страны, ушедшей далеко вперед, или для всего мира. Чтобы такое произошло, надо самому сменить почву.
В мировой литературе периодически поднимается вопрос: есть ли прогресс в экономической науке и в чем он выражается. Накапливаются новые знания о сложных явлениях в экономике, действующих там факторах, противоречиях. Но почему тогда все без исключения страны не могут избавиться от извечных проблем – безработицы, бедности, инфляции, циклических кризисов? Отличия лишь в остроте и масштабах этих трудностей. Существуют разные ответы на вопрос: есть ли прогресс в экономической науке, но общей платформой дискуссий служит осознание взаимосвязи между реальной экономикой и наукой – одно помогает другому, корни питают крону, а она дышит, поддерживая единый организм.