Стратегия сжатого кулака

Заслуженный деятель науки и техники РФ, академик РАИН, Евгений Адамов обеспокоен сегодняшним состоянием атомной отрасли, в которой проработал 40 лет. «Самое страшное – потеря позиций на мировом рынке. Атомная отрасль не будет в состоянии противостоять конкуренции, потому что не развивается так, как должна развиваться единая корпорация».

Евгений Адамов
Стратегия сжатого кулака
"Экономические стратегии", 2003, №2, стр. 58-63.

Тема развития атомной энергетики не раз затрагивалась в нашем журнале. И судя по откликам читателей, является одной из наиболее актуальных и интересных. Как сделать нашу жизнь и жизнь последующих поколений комфортной и безопасной? Как раз и навсегда предотвратить аварии на атомных объектах? Как сделать работу предприятий атомной отрасли слаженной и хорошо управляемой? Ответы руководителей ряда ведущих предприятий атомной отрасли на эти и другие вопросы уже печатались на страницах "ЭС". Но, как известно, истина рождается в споре, на перекрестке мнений. Евгений Адамов около 40 лет проработал в атомной отрасли: прошел путь от инженера до заместителя директора Института атомной энергии (ИАЭ) имени Курчатова, участвовал в создании ядерных энергетических установок для использования в космосе, был начальником смены при испытании таких объектов, руководил исследованиями жидкометаллических теплоносителей. Почти 20 лет преподавал в МАИ. В 1986 году Евгений Адамов возглавил созданный в Курчатовском институте штаб координации работ по устранению последствий аварии на Чернобыльской атомной станции. Более 3 месяцев в том же году работал на площадке ЧАЭС в составе трех правительственных комиссий. С 1986 года – генеральный конструктор, директор Научно-исследовательского и конструкторского института энерготехники (НИКИЭТ). Возглавлял разработку научных основ широкомасштабного развития атомной энергетики. Выполненные за этот период в отрасли, Институтах РАН и промышленности работы легли в основу Стратегии развития атомной энергетики РФ на период до 2050 года, одобренной решением Правительства РФ в 2000 году. Опираясь на эти достижения, Президент РФ В.В. Путин на Саммите тысячелетия в Нью-Йорке выдвинул инициативу Международного проекта по энергетическому обеспечению устойчивого развития человечества, кардинальному решению проблем нераспространения ядерного оружия и экологическому оздоровлению планеты Земля. С 1998 по 2001 год возглавлял Министерство РФ по атомной энергии. 4 марта 1998 указом Президента РФ назначен на пост министра РФ по атомной энергии в правительстве Черномырдина. Сохранял этот пост в правительствах Кириенко, Примакова, Степашина, Путина и Касьянова. Колоссальный опыт работы и в качестве инженера, научного работника и на руководящих должностях, причем на разных уровнях, наверное, дает возможность выявить коренные проблемы и потенциал отрасли в целом. Доктор технических наук, профессор, Заслуженный деятель науки и техники РФ, академик Российской академии инженерных наук Евгений Адамов отвечает на вопросы главного редактора "ЭС" Александра Агеева.

Евгений Олегович, Ваше управленческое кредо? Сравните его с управленческими принципами Ефима Павловича Славского, других руководителей отрасли.
Ваш вопрос предполагает не только сравнение управленческих принципов, но и косвенный анализ той конкретно-исторической ситуации, в которой формировались эти принципы.
Моя жизнь в атомной энергетике началась в 1962 году, когда отраслью руководил Славский, поэтому у меня сложилось определенное представление о нем как об управленце. Но при этом нельзя забывать, что я никогда не был близок с Ефимом Павловичем и встречался с ним только в официальной обстановке – как заместитель директора, главный инженер Курчатовского института.
Но СССР и современная Россия – это две совершенно разные страны. Советская экономика жила по собственным, искусственным правилам игры. Но, вообще-то, в любой экономике правила игры искусственные, поэтому само по себе это не есть недостаток. Пример того, как можно в процессе перестройки избежать потери рычагов управления – Китай, сегодня реализующий те возможности, которые в свое время не сумел использовать Советский Союз.
Выражаясь современным языком, можно сказать, что Ефим Павлович рассматривал отрасль как государственную корпоративную структуру. Свидетельством этого является тот факт, что в СССР среднее машиностроение являлось единственной отраслью, где в единый комплекс было собрано все: производство от сырья до конечной продукции, подготовка и продвижение кадров, социальная сфера. Причем, речь идет не только об отдельных предприятиях, но о целых городах. Получилось своеобразное "государство в государстве". Для создания ядерного оружия страна отдавала Средмашу все, что могла. Развитие атомной энергетики было как бы сопутствующей задачей, такой же как, например, добыча золота параллельно с добычей урана и других полезных ископаемых. Золота Средмаш добывал столько же или чуть меньше, чем Минцветмет, но делал это почти вдвое дешевле. Думаю, главная заслуга Ефима Павловича в том, что он сумел развить корпоративную структуру в условиях той самой системы, которую сейчас называют административной. По-моему, она была не столь уж плоха, но, к сожалению, руководство СССР так до конца и не использовало потенциал этой системы. А вот Ефим Павлович в масштабах одной отрасли решил эту задачу.
Второе важное обстоятельство – отрасль всегда опиралась на фундаментальную науку, считая ее краеугольным камнем развития. Научно-технический застой, который наблюдается в отрасли в последние 15 лет, абсолютно не связан с Чернобыльской аварией. Немалую роль в уменьшении интереса к ядерной энергетике сыграло падение цен на органическое топливо. Но глубинные причины стагнации заключаются в том, что отрасль постепенно лишилась лучших носителей ее потенциала, стратегически мыслящих людей: Курчатова, Александрова, Бочвара, Харитона. Такой уникальный самородок, как Велихов, уже как бы проскочил существующую фазу ядерной энергетики и сосредоточился на термояде. Фундаментальная наука понесла тяжелые потери. Большая часть талантливой молодежи сочла, что в ядерной энергетике ученым делать нечего, осталось только решить инженерные задачи. Вот, если хотите, инженеры и обусловили эту стагнацию.
Третье – это ориентация на личность. Все, кто работал при Славском, хорошо знают, что значили для него отраслевые авторитеты.
В тесном союзе Курчатовского института и НИКИЭТа, и только в рамках такой корпорации, мог быть разработан реактор РБМК, а также многие другие объекты атомной техники. Огромный вклад в их создание внес Н.А. Доллежаль, руководивший НИКИЭТом до 1986 года. Именно он сконструировал первую атомную станцию в Обнинске и первое поколение реакторов для подводных лодок. После Чернобыльской аварии напуганное политическое руководство СССР отправило на заклание больше половины атомной энергетики страны. Сегодня на реакторах РБМК производится половина электроэнергии, даваемой атомными станциями России. Потерять этот кусок…

…все равно, что погрузиться во тьму?
Ну, это громко сказано. Атомная энергетика Российской Федерации, доля которой по установленной мощности сейчас составляет всего 11%, производит почти 16% электроэнергии. Каждый блок, даже по российским ценам, дает продукции почти на 90 млн долл. в год, а 11 блоков – миллиард долларов! Средний возраст РБМК в 1987 году не составлял и 10 лет, то есть им работать еще 30 лет. Вот и получается, что безо всяких на то оснований выбрасывается 30 млрд долл.
Я же защищал РБМК на всех уровнях. И российские, и западные специалисты в рамках специального проекта сошлись во мнении, что наши блоки не менее безопасны, чем их западные аналоги того же времени постройки (например, на английских АЭС).
Отвечая на Ваш вопрос об управленческом кредо: "сжатый кулак" – а не "растопыренная пятерня"!

Не удивительно ли, что при таких вводных Минатом, тем не менее, сохранился как орган госуправления, тогда как все другие министерства оборонной "девятки" распались?
Вопрос о судьбе Минатома за последние десять лет возникал неоднократно. Его решение, как правило, определял страх: как бы чего ни вышло! Уж больно серьезная материя сосредоточена в отрасли. То, что не доводы разума были здесь главенствующими, можно понять на примере остальных министерств оборонной "девятки", ликвидированных в начале 1990-х. Минатом удалось отстоять, и это породило иллюзию об автоматическом выживании отрасли.
Отрасль жива, хотя сохранилась не полностью. Когда в стране происходит радикальная социально-экономическая трансформация, все структуры должны учитывать это и, так или иначе, соответствовать изменившейся ситуации. Минатом попытался противостоять переменам. Видимо, в начале и середине 1990-х годов его руководство рассуждало следующим образом: в море что-то происходит, но нашего корабля это не касается. От Минатома как корпоративной структуры (естественно, в советских реалиях) осталась только оболочка, которая существует до поры до времени, пока что-нибудь не случится. И самое страшное – это не аварии, а потеря позиций на мировом рынке. Можно доедать прежний потенциал, но что дальше? Атомная отрасль не будет в состоянии противостоять конкуренции, потому что не развивается так, как должна развиваться единая корпорация.
Есть два основных признака отрасли – технологическая полнота и экономическое единство. Понимание этой азбучной истины должно было заставить реформаторов начала 1990-х вместо упразднения, например, Минэлектронпрома образовать на его основе единую корпоративную структуру. (Я сейчас намеренно ухожу от вопроса, надо ли было вообще начинать реформы с таких отраслей, как электронпром.) Может быть, не удалось бы достичь такого успеха, как у Билла Гейтса с его миллиардами, но и того зависимого от зарубежья положения, в котором мы оказались сегодня, не было бы.

Не кажется ли Вам, что в то время, когда Вы руководили Минатомом, министерство было поставлено в условия недобросовестной конкуренции?
Совершенно верно. Бездумное разрушение оборонной "девятки" осуществлялось под мощнейшим давлением из-за рубежа – речь шла не только об экономической, а и о военной конкурентоспособности. Кстати, мы сейчас полностью зависим не только от зарубежной электроники.
Процесс возрождения атомной энергетики начался в 1998 году.
В опубликованной недавно дискуссии с Дерипаской, Ходорковский очень нелестно отозвался о дееспособности государственных структур. Однако ни его усилия, ни усилия его подчас не менее талантливых конкурентов пока не позволили российской нефтянке выйти на советский уровень добычи. И это несмотря на то, что цены на бензин на внутреннем рынке не слишком отличаются от американских. Об экспортной цене на нефть говорить не приходится.
В то же время государственные АЭС, вопреки сложившейся экономической среде (когда в 1998 году я принял руководство отраслью, "живыми" деньгами за электроэнергию платило менее 10% потребителей) уже в 2000 году произвели энергии больше, чем в самом успешном для них 1988 году.
Возрождение отрасли, ее укрепление на международных рынках не понравилось целому ряду наших геополитических противников, и всплыла проблема Ирана. Для того чтобы побеждать, например, в хоккее, есть два способа: вы берете клюшку и гоните шайбу в ворота или выводите из строя наиболее активных игроков в команде противника. Вот наши конкуренты и попытались устранить Минатом и меня персонально как игрока, вытеснить Россию с рынка. Конечно, нас с нашими станциями не ждут в благополучных государствах, но в развивающихся странах мы конкурировать можем.
Возьмите энергетику как таковую и посмотрите, что здесь происходило. Когда не было потребности в электроэнергии, останавливали в первую очередь АЭС, хотя они до сих пор производили и производят наиболее выгодную (после ГЭС) электроэнергию. Наличие монополиста, у которого в руках не только сети, но и собственные генерирующие мощности – это тоже пример недобросовестной конкуренции. А распространенные ныне методы персонального ошельмовывания? Наймем несколько медийных проституток и они так вас распишут, что страна поверит, что вы с утра пьете свежую кровь, а на ужин закусываете младенцами. Что это, если не недобросовестная конкуренция? Своего рода спецоперация с использованием манипулятивных технологий СМИ и думских полномочий ряда ангажированных персон.

Пожалуй, одна из находок отрасли – двойной контур управления: технического и экономического.
В самом деле, экономические параметры для нас были предписаны в СССР снаружи. Экономикой руководили из Госплана, ВПК, Минатомом занимался специальный отдел. В итоге в нашей отрасли сложилась диспропорция: наблюдался избыток специалистов по специальным вопросам и нехватка высокопрофессиональных экономистов. Менеджер обязательно должен быть здесь специалистом в технологии, но рядом – профессионал экономист.
За три года, которые я пробыл во главе Минатома, многое удалось. Но есть кое-что, чего я так и не сделал – не создал корпоративной структуры. Этому противодействовали как консерваторы, часть из которых полагает, что Советский Союз еще будет восстановлен, так и те, у кого в отрасли сложился собственный бизнес. Они боролись против меня самыми разными методами. В ход шли и аппаратные приемы, и публичные выступления. Возьмите внешнеэкономическую деятельность Минатома, те миллиарды долларов, которые нам удалось отстоять по контракту "ВОУ-НОУ". СМИ старательно обходили этот вопрос. Никому не нужны были документально доказанные факты, подтверждающие, что страна к концу сентября 1998 года могла потерять миллиард долларов. Речь идет о том, что в конце 1998 года из витающих в воздухе 12 млрд долл., которые США должны России за ВОУ-НОУ, или, точнее, из 4 млрд долл. за природную компоненту, одного миллиарда юридически у РФ не было бы. Уже были готовы все соглашения, по которым соответствующая доля (25% от 4 млрд) переходила в частные руки как посредническая комиссия. Но когда сделка заключается на миллионы, комиссия может составлять всего лишь десятые доли процента.

В итоге Вы получили весьма серьезного противника в лице А. Шустеровича?
Это не противник, а часть пены, поднявшейся на поверхность в дурные годы.
Возьмите принципиальную научную, инженерную линию, связанную с развитием атомной энергетики. Мне понятна позиция тех, кто противостоит подходу, сформулированному в одобренной Правительством Стратегии. Опять раздаются голоса, что средств на развитие у нас нет. Но ни в 1991, ни в 1998, а тем более в 2003 году, наша страна не может считаться бедной, она была бедной после войны, в 1945 году, однако, сумела создать и ядерную бомбу, и атомную подводную лодку, и космические системы, и, что, может быть, самое главное – лучшую в мире систему образования. В 1990-е годы были утрачены государственные рычаги управления, прежде всего – выделение стратегических задач и концентрация ресурсов. Но это противоречит интересам очень многих людей, потому что для них равное распределение ресурсов – гарантия безбедного существования. Правда, в такой обстановке ничего нового не будет сделано: не будет проектов, новых станций, все это имеет отношение к существованию, а не к развитию.
С чем боролись мои противники? С реактором БРЕСТ, с замкнутым топливным циклом? Они боролись с концентрацией ресурсов, которую мы нацеливали на прорыв там, где у нас наибольший потенциал. Сейчас мы его постепенно теряем. Я храню некоторые зарубежные публикации, где наши работы переписаны даже без ссылок. Так всегда происходит, когда замедляется ход социально-экономического развития страны – конкуренты берут у нее все лучшее и используют в своих интересах. В Россию не раз возвращались отечественные инновации, и нам приходилось платить за них немалые деньги.
Методы нечестной конкуренции использовались не только против объектов, но и против субъектов. Недавно я прочел в "Газете" статью Вишневского. Абсолютная чепуха: будто бы атомной энергетике не нужен замкнутый топливный цикл. В статье не раз упоминается также, что Адамов пытался лишить "Росатомнадзор" права лицензировать. Опять пример подмены тезиса, манипулирования трактовками. Очевидно, что с переходом к рыночной системе органы государственного управления должны быть освобождены от хозяйственных функций. Минатом не исключение. Вопрос в том, как и кому их передать.

Каково же Ваше представление о статусе Минатома как органа госуправления?
Нежелание высших властей трогать Минатом в предшествующие годы сыграло с ним невеселую шутку. Внешне сохранилась отраслевая оболочка. Технологически, вроде бы, предприятия входят в те или иные департаменты, как и раньше в главки. Но законы рыночного времени коренным образом изменили статус как предприятий, так и министерства. В рыночных условиях закон определяет хозяйственную самостоятельность предприятий. Когда реорганизация Минатома завершится, выдача лицензий станет функцией соответствующего органа государственного управления. Регулирующие органы должны использовать совершенно другие механизмы, вплоть до остановки предприятия, прекращения деятельности, если она не безопасна. Затем, конечно, нужно доказать правомерность подобных действий, компенсировать возможные убытки.

Что, если функции государственного управления сосредоточить, например, в Минэнерго, как в США?..
Прообраз американского DOE не дает кое-кому покоя. При этом не учитывается тот факт, что это, по сути, министерство атомной энергии, как по функциям (в США нет такого набора острых проблем в нефтянке, газе или угле, как у нас), так и по финансированию: более 80% бюджета этого ведомства связано с ядерной и экологической (прежде всего, ликвидация последствий создания ядерного оружия) деятельностью.
Минатом как орган государственного управления обречен на существование спецификой используемых в нем технологий, материалов и объектов, которые ни в какой обозримой перспективе не могут перестать быть предметом государственного внимания, контроля, а в оружейной части – и прямого технологического и экономического управления.

Нынешняя роль Минатома, однако, далека от желаемой…
С одной стороны, по привычке, с другой – по необходимости Минатом продолжает вмешиваться в хозяйственную деятельность предприятий. Во-первых, передать эти функции некому – успокоившись, что министерство не тронули, чиновники все десять лет не слишком задумывались, как же встроить отрасль в рыночные условия. В середине 1990-х годов еще сохранялась атавистическая привычка жить по старинке. Директора прежние, менталитет у них большей частью государственнический. Кооперация существовала, скорее, по инерции, а не следуя жесткой логике экономических законов. Экономика была объявлена рыночной, а за продукцию всем в равной степени не платили. Держались гуртом, как стадо в непогоду.
Однако имелись и исключения: предприятия, экспортирующие продукцию. Экономически они стали независимы и полностью распоряжались доходами от экспорта. В одних минатомовских городах месяцами не получали мизерную зарплату, выходили на забастовки, марши к столице. Директор крупнейшего и одного из основных оружейных предприятий В.З. Нечай от безысходности покончил с собой. В других – процветал коммунизм. В их доходах аккумулировались все преимущества западных цен над низкой российской себестоимостью, связанной с ничтожной зарплатой трудящихся, низкой ценой электро- и теплоэнергии, крайне невысокими внутренними ценами на сырье, необременительными налогами, фактической бесплатностью природных ресурсов (вода, земля). Естественно, предприятиям по технологической цепочке платили исходя из принципа: себе – "от пуза", остальным – "по справедливости".
Истоки этого благополучия ненормальны, да и само оно, как любое сооружение на песке, весьма непродолжительно. Обделяя смежников, экспортеры на корню подрывали основу своего благополучия. Чахли головные научные институты, конструкторские и проектные коллективы, технологические и прочие предприятия. Удивительно, но факт: обновление собственного производства при наличии средств руководители этих предприятий в 1997-1998 годах вели в три раза медленнее, чем было необходимо.
Вот тут-то и прояснилось, что прежняя функция министерства – технологическое и хозяйственное управление – уже не актуальна.
А инерционные и ментальные подпорки – не более чем меры на уровне благотворительности. Можно, конечно, уговорить директора предприятия-экспортера чем-то поступиться на благо отрасли. Но он хорошо знает, что это не по закону, и, по большому счету, интересами своего коллектива, да и своими собственными не пожертвует. А при смене директоров патриархальные методы управления и вовсе перестают работать.

Замкнутый цикл, корпоративность и конкурентоспособность – это основные магистрали развития атомной отрасли. Что сейчас наиболее уязвимо?
Корпоративность, которой сегодня никто не занимается. Ситуацию усугубляет новый закон о ФГУПах. Отрасль должна была перестраиваться с неестественной скоростью, чтобы во всеоружии встретить этот закон. ФГУПы – образования в сегодняшних условиях не очень понятные, не адекватные принципам рыночной экономики. Государство может позволить себе иметь незначительное число подобных предприятий. Все остальное должно соответствовать рыночной практике. Возьмите национальные лаборатории США. Они уникальны по статусу, но действуют по законам рыночной экономики. Трансформация ФГУПов, которые сейчас законодательно поддавливают, – это естественная проблема. Но отрасль оказалась не готовой к такой ситуации. Это, в том числе, и моя вина – я не сумел за три года добиться корпоративизации отрасли.

Не является ли промежуточным, компромиссным вариантом создание единой корпорации из разделенных ныне предприятий (ФГУПов) с их последующим слиянием с другими блоками технологического процесса?
Если вы используете корпоративность уже существующей структуры и дальше она развивается по корпоративным законам, все происходит естественно. Если же вы наплодили отдельных предприятий или их неполноценные образования (как ТВЭЛ, например), на пути их объединения встанут частные интересы и амбиции руководителей. Сегодня произойдет консолидация, а что дальше? А если завтра все-таки окажется, что мы упустили не только сверхзвуковые "вертушки"? А мы их упустили, потому что в Европе такие "вертушки" уже работают. Кого надо винить в том, что мы упускаем лазерное разделение? Того, кто вовремя не объединил науку, конструкторов, технологов в полноценную корпорацию.

Недавно все АЭС были объединены в единую структуру – "Росэнергоатом", раньше был создан ТВЭЛ.
Безусловно, это движения в правильном направлении. Вопрос только в адекватности этих шагов и темпах их реализации. Мы говорили о единстве технологической цепочки. Сосредоточены ли в ТВЭЛе все предприятия такой цепочки? Нет. С "Росэнергоатомом" еще хуже: ГУП, которым является это объединение, – предприятие никакое. Оно не может быть чисто рыночным – статус не позволяет (на инвестиции рассчитывать не приходится, стимулы к успешному хозяйствованию отсутствуют). Пребыванию в государственной собственности не сопутствуют адекватные механизмы управления. Того, что руководителя назначает государство, недостаточно. Переход от разрозненных АЭС к единому предприятию – мера позитивная, но запоздалая.

Таким образом, Вы выступаете за дальнейшее проведение реформ в отрасли, за создание корпорации "Атомпром"?
Идея корпоративизации "Атомпрома" родилась у меня в конце 1980-х, а была озвучена в апреле 1998 года. Позже она была проработана экономически, организационно и доведена до уровня проектов документов: указа президента, постановления правительства, других нормативных актов.
Особенностью Минатома в гораздо большей степени, чем того же "Газпрома", является технологическое единство. Научные, технологические, проектные, конструкторские институты всегда выполняли заказы как для оборонного комплекса, так и для атомной энергетики, топливных предприятий. Это, кстати, одна из объективных причин того, почему технологическое объединение ни в ТВЭЛе, ни в РЭА не могло до конца состояться. Отрасль является классической корпорацией, и ее структурирование по частям неизбежно означает потери, а не сохранение потенциала. Еще 15 лет назад можно было говорить о десятках игроков на рынке ядерных технологий. Сегодня они объединены в несколько транснациональных корпораций, и наши перспективы на этом рынке незавидные.

В заключение – наш фирменный вопрос: Ваше любимое высказывание, поговорка, притча?
Мне очень близки слова А.М. Горького: "Если ты не за себя – кто за тебя? Но если ты только за себя – зачем ты?"