Самое поразительное (чтобы не сказать скандальное) сведение счетов с жизнью

«Свожу счеты с жизнью. Записки футуролога о прошедшем и приходящем». Рецензия на фундаментальные мемуары И.В. Бестужева-Лады

Александр Агеев
Самое поразительное (чтобы не сказать скандальное) сведение счетов с жизнью…
"Экономические стратегии", №5-6-2004, стр. 112-115

Бестужев-Лада И.В. Свожу счеты с жизнью. Записки футуролога о прошедшем и приходящем. М.: Алгоритм, 2004. 1141 с.

"…Июньским утром 1954 года не особенно молодой человек бальзаковского возраста вышел из троллейбуса у Манежа, обогнул решетку Александровского сада, подошел к обелиску с диковинным набором имен и… стал переписывать их в свою записную книжку. В те поры он еще не знал, что обелиск – краденый и представляет собой позор для советского государства, о чем до сих пор свидетельствуют полу стертые царские гербовые щиты внизу, не имеющие никакого отношения к фамилиям наверху, которые должны были открыть автору "литературу о будущем"".

Так начиналось "путешествие в будущее" старейшего из ныне живущих футурологов мира. Спустя полвека багаж путешественника включает полусотню книг, пару тысяч статей и публичных лекций, не считая университетских курсов. Один из создателей и почетный член Всемирной федерации исследований будущего, заслуженный деятель науки РСФСР, Председатель президиума Педагогического общества России, почетный профессор государственной академии культуры и искусств, действительный член полудюжины отечественных и международных академий, президент Международной академии исследований будущего, ученый с мировым именем, известный публицист…

Но все это пришло полвека спустя. А несколько десятилетий подряд почти каждый день – либо гора прочитанных книг, либо десяток-другой страниц новой рукописи, либо два часа на трибуне перед тысячной аудиторией и еще два часа ответов на вопросы, либо поездка по городам страны (сотни поездок в общей сложности!), либо очередная "загранка" (до восьми раз в год!). Самое смешное, что теоретически всего этого быть не могло, потому что почти каждый день – либо собрание-заседание, либо рецензирование-редактирование, либо веселая компания, каковых было несколько. Тем не менее, как говаривал один наш полководец, и небываемое бывает!

Вы, конечно, будете смеяться, но выпускник МГИМО 1950-го года изо всех сил рвался в… армию, а его туда близко не подпускали – из-за близорукости. В отчаянии подал заявление в аспирантуру АН СССР (там открылся сектор военной истории, и можно было "повоевать" хотя бы в архивах). А весь курс смеялся над таким "бабством", потому что тогда, как и сегодня, карьера ученого ценилась намного ниже чиновничьей. Правда, с годами выпускники МГИМО поумнели, и в аспирантуре, а затем и в докторантуре, оказался не он один.

Любовь аспиранта к военной истории была пламенной и казалась взаимной. Но когда обнаружилось, что за неудобочитаемыми текстами скрывается самый оголтелый шовинизм (который боком нам вышел в 1990-х годах), что бесконечное "разоблачение фальсификаторов истории" напоминало старую народную притчу "Вор кричит: "Держи вора!", наступил разрыв. Началось отступление сначала в область методологии истории, где фальсификаторам было труднее разгуляться, а затем в область истории научного предвидения. Ах, как хотелось знать, как люди заглядывали в будущее раньше и что делается в этом отношении теперь! И ах, как стыдно, что взрослый человек долго не мог понять, что вместо будущего перед ним – окаменелые квазирелигиозные догмы "научного коммунизма", которые недопустимо изучать, которые можно только затверживать и комментировать как псевдосвященное писание новоявленных лжепророков.

Годами собирались по крупицам "материалы о будущем", но когда появилась возможность опубликовать их под видом публицистических комментариев к только что появившейся тогда новой программе КПСС, пришлось закрыться псевдонимом. И почти 10 лет на свете существовали отдельно друг от друга доктор исторических наук И.В. Бестужев и безвестный журналист-футуролог И. Лада, имевшие почти одинаковое количество книг и статей, рассчитанных на разную аудиторию. Только в 1967 году, когда прогнозирование в СССР было легализовано, и Бестужев возглавил первый в стране сектор прогностического профиля (вскоре таких секторов появилось десятки и сотни), фамилия и псевдоним слились воедино, и получился давно известный в стране и за рубежом автор сих мемуаров.

Три круга вопросов выделяют книгу среди тысяч воспоминаний о прожитом.

Первый касается академической и, вообще, научной жизни, мало кому известную изнанку которой немного приоткрывает автор. И сразу становится понятной нынешняя агония российской науки, которую ждет скорая бесславная кончина, если не реанимировать ее, отказавшись от накипи феодально-кастовых пережитков.

Второй охватывает социальные проблемы советского (затем российского) общества, которые автору пришлось углубленно изучать по прямому указанию Отдела науки ЦК КПСС. По иронии судьбы, из широкого круга таких проблем наибольших затрат сил и времени потребовали тоже три.

Одна связана с буквально выжившей из ума, требующей кардинальной реформы школой в широком смысле – от детсада до университета. Эта школа создавалась в 1920-х годах, когда в каждой многодетной семье существовала своя собственная "домашняя школа", готовившая к жизни. Собственно в школу шли только учиться читать, писать и считать. Зато был отчаянный дефицит дипломированных специалистов, которых приходилось выписывать из-за границы на золото. Поэтому школа была и остается ориентированной только на подготовку этих последних, хотя их давно большой перебор, да и идут по этому пути не более 20% школьников. Остальные просто звереют от бессмысленной зубрежки никому не нужной абракадабры. В результате школа сделалась вторым по масштабам (после неблагополучной семьи) социальным источником преступности. А в последнее десятилетие вдобавок – одной из самых отвратительных разновидностей всероссийского "черного рынка", где шагу нельзя ступить без постоянных поборов. Нужен поистине Петр I, чтобы преодолеть инерцию российских родителей, учителей, их начальства и наших злосчастных учащихся.

Другая проблема связана с нараставшим на протяжении всей второй половины истекшего века повальным пьянством. Были досконально изучены тысячелетние питейные традиции евразийской алкогольной цивилизации, разработана стратегия торможения процесса алкоголизации населения, выработана комплексная программа дезалкоголизации общества, редукции повального пьянства хотя бы до параметров, характерных для прочих стран Восточной Европы. Для этого требовались многие годы напряженной последовательной работы почти на десятке социальных фронтов. Вместо этого во второй половине 1980-х годов возобладал соблазн справиться с проблемой методом "кавалерийской атаки", и теперь, бьет в колокол автор, только чудо может избавить наш народ от близкой участи племен, которых алкоголь стер с лица земли.

Наконец, последняя проблема связана с подготовкой к конференции по "теневой экономике" (середина 1980-х годов). Нужно сказать, что данная проблема была изучена не менее досконально, чем две предыдущие, и на сегодняшний день автор разбирается в ней не хуже любого директора ресторана или автобазы. Но, похоже, лучше бы он этого не делал, потому что уже тогда щупальца мафии потянулись прямиком в Кремль, конференцию отменили, материалы конфисковали и стали дожидаться времен, когда уже трудно сказать, где кончается чиновник и начинается уголовник.

Третий круг вопросов касается природы социализма, точнее, реализованной утопии казарменного социализма, которым Маркс в свое время пугал оппонентов. Именно он стал плачевной судьбой СССР и всей "мировой социалистической системы": принудительный (казарменный) труд, принудительная идеология, которую можно навязать только при помощи террора, особые социальные отношения, свойственные казарме, где положение человека определяется не капиталом или трудом, а исключительно чином и должностью. Такой "вселенский стройбат" не просуществовал бы и года (в 1920 году против него поднялась практически вся страна), если бы не "уравновешивался" вопиющей утопией: гарантированная занятость, пусть за счет создания десятков миллионов "избыточных рабочих мест" с разделением нищенских окладов на двоих-троих, зарплата дважды в месяц, даже если предприятие нерентабельно, "уравниловка" в оплате при любом трудовом вкладе, вплоть до нулевого.

В результате получилась совершенно нежизнеспособная система, обреченная на капитуляцию в соревновании с рыночной системой, но поразительно живучая благодаря своей ослепляющей утопичности.

Мы шесть раз пытались выбраться из этой квадратуры круга, чтобы жить, как в США, а работать по-прежнему, как в СССР: в 1921 – 29, 1956 – 64, 1966 – 71, 1979, 1982 – 83 и 1985 – 91 годах. Теперь пытаемся в седьмой раз, и помогай нам Бог! Как помочь этому горю? И автор призывает на помощь им же самим изобретенную (как ему тогда казалось) "науку о будущем", "футурологию". Правда, позже выяснилось, что такой науки быть не может по определению, потому что прогнозом, равно как анализом, обязана заниматься каждая уважающая себя наука. Зато может и должен быть комплекс междисциплинарных исследований будущего. Что же, призовем на помощь прогнозирование!

И вот составляется "заговор против Кремля № 1", которому посвящается особая глава мемуаров. Разумеется, в кавычках, потому что имеется в виду создание широко разветвленной сети комиссий по прогнозированию – всюду, где есть отделы планирования, вплоть до Политбюро ЦК КПСС. Научиться выявлять назревающие проблемы и пути их решения, заблаговременно "взвешивать" последствия намечаемых решений, соответственно корректировать их – и вот он, коммунизм, даже раньше, чем к заветному 1980 году!

Пятнадцать лет было отдано реализации этой идеи. Автора не остановило даже то, что в ГДР и НРБ эта идея (правда, без его непосредственного участия) была полностью реализована еще в 1968 году. И что же? Никаких чудес не произошло. Прогнозеры прогнозировали сами по себе, плановики планировали сами по себе, а управленцы сами по себе принимали решения. Но уж у нас этого не будет! У нас, как говорил Косыгин, планы будут опираться на прогнозы, а решения – на планы. И все пойдет замечательно!

Работа в этом направлении близилась к завершению, как вдруг синим огнем вспыхнула Чехословакия, а за ней едва не последовала Польша. Игры с "либерализмом" решено было прекратить, а его вдохновителей отстранить с руководящих должностей. Однако прогнозирование приняло характер широкого общественного движения. Чуть ли не каждый год – конгрессы, чуть ли не каждый месяц – конференции в десятках городов страны, собиравшие сотни участников. Не обошлось и без авантюризма. Не испросив разрешения у секретариата ЦК КПСС начали издавать журнал "Вопросы прогнозирования", учредили "Советскую ассоциацию научного прогнозирования" с академическим Табелем о рангах, заговорили об общественной "Академии прогностических наук" – первой из сотен ныне существующих. Прекрасный повод для компромата на "либералов"! Но вот беда: в крамоле были замешаны почти сплошь инженеры, самое большее – кандидаты наук. А для "солидности" обвинителям нужен был хотя бы один доктор наук. И хотя автор воспоминаний ни в каких авантюрах не участвовал, мало того, протестовал против них, он был одним из наиболее авторитетных идеологов движения и к тому же, как раз доктором. Уникальный случай в истории КПСС: ее члену влепили "строгача" (правда, секретный и всего на год) только за докторскую степень. Точнее, чтобы солиднее выглядело снятие с поста вождя тогдашних либералов – вице-президента АН СССР по общественным наукам.

Как признается Игорь Васильевич, жизнь потеряла смысл. Что делать? Топиться? Бежать в Лондон по стопам Герцена, чтобы возобновлять там издание "Колокола" с изобличением впавших в маразм и застой начальников? Автор выбрал третий путь. Он затеял "заговор против Кремля № 2": несколько раз в неделю стал выходить на тысячные аудитории, на страницах десятков газет и журналов рассказывая о "неэкономной экономике", о разваливавшейся семье, о безумной школе, о повальном пьянстве и воровстве. И при этом не допуская никакой открытой антисоветчины: факты говорили сами за себя, а открыто придраться было не к чему. В Отделе науки ЦК КПСС такое деяние квалифицировали как "легальный антимарксизм" и трижды попытались повторить "строгача", но автор не стал дожидаться третьего раза. Он сам покинул ряды партии, что позволило ему в печати разоблачить злодеяния сталинщины, мало того, – провести специальное социологическое исследование, чтобы выяснить, какие социальные группы у нас, зная жуткую правду о Сталине, тем не менее продолжают его боготворить. Это сотни тысяч палачей-вертухаев, а также стукачей (каждый второй, как известно, был арестован по доносу соседа или сослуживца), часть фронтовиков (для них с именем Сталина связано самое значительное событие в жизни), это множество пенсионеров, для которых признать Сталина злодеем – все равно что признать свою жизнь напрасно прожитой, и миллионы людей помоложе, ошибочно считающих, что при Сталине был "порядок", а после него порядка не стало (фактически эта форма протеста против засилья в стране ворья и сегодня – главное в псевдокоммунистическом движении), наконец, это люди, сумевшие неплохо устроиться в роли сталинистов.

И вот когда на смену Большому Талибану развалившегося СССР пришла целая орава остапов бендеров, принявшихся разворовывать страну, автору пришлось начинать "заговор против Кремля № 3": создавать оппозиционное Ельцину общественное движение, куда вошло несколько партий, имевших четкие социально-экономические и политические программы и сотни тысяч активистов в Москве и на местах. Однако вскоре обнаружилось, что оппозиционерами в сегодняшней России могут быть только Зюганов и Жириновский, которых щедро финансируют, чтобы избиратели в ужасе бежали от такого кошмара голосовать "сердцем" за Ельцина. Других оппозиционеров тогдашнему Кремлю не надо. Лидеров нового движения шантажируют, умело стравливают между собой, и в результате оно рассыпается аккурат накануне выборов 1996 года. После этого автор отходит от политики. Самое время приступать к мемуарам. Тем более что он, как истинный футуролог, еще в 1977 году составил детальный прогноз собственной жизни на 50 лет вперед. Согласно этому прогнозу к 75 годам он должен был успеть закончить все свои земные дела, написать мемуары и усопнуть с улыбкой. К счастью, не все прогнозы сбываются, не все директивы исполняются бездумно, а спрос на предвидения будущего становится ажиотажным, давая пищу и писателям, и слугам Голливуда, и охлаждая горячее желание автора "свести счеты с жизнью".

"Евгения Онегина" в свое время называли "энциклопедией русской жизни". Книга И.В. Бестужева-Лады написана презренной прозой, но, кажется, в ней немало картин русской жизни второй половины ХХ века, которые неизвестны читателю, если только он не историк, социолог, политолог, культуролог и вдобавок еще старейший футуролог. И все это, как говорится, "в одном флаконе".