Развивающиеся страны: прорывы и провалы в стратегии индустриализации

Автор анализирует пути научно-технического и экономического прогресса в развивающихся странах Восточноазиатского региона и Латинской Америки в сопряжении с глобальными тенденциями развития.

Анатолий Эльянов
Развивающиеся страны: прорывы и провалы в стратегии индустриализации
"Экономические стратегии", №1-2005, стр. 30-37

Эльянов Анатолий Яковлевич — доктор экономических наук, профессор, главный научный сотрудник ИМЭМО РАН.

Научно-технический и экономический прогресс в развивающихся странах, в отличие от развитых, уже вступивших в постиндустриальную фазу развития, все еще реализуется в основном в рамках промышленной революции, преобразующей застойные традиционные экономики, основанные на инструментальном (ручном) труде, в индустриальные, опирающиеся на машинное производство (1). Модернизация развивающихся стран осуществляется, таким образом, путем приобщения к накопленным человечеством знаниям и творческого использования опыта государств, занимающих более высокие ступени в мировой экономической табели о рангах. С этим связана возможность существенной экономии времени, сил и средств. Но, чтобы реализовать такую возможность, нужны смелые, подчас нестандартные решения, учитывающие, однако, всю совокупность не только внутренних, но и внешних факторов и обстоятельств. В особом внимании нуждаются мирохозяйственные связи. Хотя общая динамика и структура международных торговых и инвестиционных потоков определяются прежде всего потребностями государств экономического авангарда, многое тем не менее зависит и от периферийных стран, от обоснованности, гибкости и сопряженности их экономической политики с глобальными тенденциями развития.

После Второй мировой войны ускорение НТП, обусловленное развертыванием информационно-коммуникационной революции, обнажило и приумножило различия в способности и готовности стран запоздалой индустриализации адаптироваться к непрестанно повышающимся требованиям жизни. В 1951-2000 гг. ВВП на душу населения развитых стран (в ценах и по ППС 1995 г.) увеличился более чем в 3,5 раза, а остального мира – только в 2,5 раза, в том числе развивающихся стран – в 3,1 раза. И только 14 из 100 наиболее представительных развивающихся стран сумели превзойти государства авангарда по темпам прироста ВВП на душу, а в 24 странах подушевой ВВП за эти годы и вовсе сократился (2).

Важно и другое. Если в 1951-1970 гг. темпы прироста душевого ВВП, опережающие аналогичный показатель в государствах авангарда, были зарегистрированы в 12, а стагнация и деградация – в 20 развивающихся странах, то в 1986-2000 гг. первая группа разрослась до 30, а вторая до 36 стран. При этом доля населения, сосредоточенного в странах первой группы, выросла более чем в 12 раз (с 5,4 до 66,8%), а в стагнирующих и деградирующих странах – менее чем в 4 раза (с 4,4 до 16,6%). Этот, безусловно, позитивный сдвиг в относительном положении развивающегося мира, обусловленный ускорением развития самых многонаселенных стран (оказывающих огромное, подчас определяющее влияние на его сводные показатели), произошел, однако, не только и не столько благодаря приросту его совокупного подушевого ВВП, сколько вследствие замедления (более чем вдвое) роста среднедушевого ВВП в странах авангарда.

Особого внимания, думается, заслуживает тот факт, что Тайвань, Таиланд, Южная Корея и КНР, сумевшие превзойти авангард по темпам прироста ВВП в расчете на душу населения, в 1950 г. входили в число наименее развитых стран, занимая по величине среднедушевого ВВП соответственно 130, 133, 142 и 148-е места (из 152). Сегодня Тайвань и Южная Корея, продвинувшись более чем на 100 ступеней вверх, доросли до статуса промышленно развитых государств. Бразилия же и Мексика, в первые послевоенные годы ходившие в лидерах по развитию обрабатывающей промышленности, оказались среди стран, подушевой ВВП которых рос намного медленнее, чем в государствах авангарда. Чтобы лучше разобраться в причинах столь радикальных изменений и не упустить главного, нужен краткий экскурс в историю индустриализации развивающихся стран. Особенно важен опыт восточноазиатских и латиноамериканских стран – Тайваня, Южной Кореи, Бразилии и Мексики, – представляющих два наиболее развитых и в этом смысле особо показательных региона развивающегося мира.

Движущие силы, мотивы и стимулы

Импульсом к началу индустриализации в странах Латинской Америки послужил необычайный по глубине и продолжительности спад в международной торговле, обусловленный Великой депрессией 30-х гг. прошлого века. Затянувшийся застой во внешнеторговых связях создал действенные стимулы для инвестиций в развитие местной обрабатывающей промышленности, ориентированной на спрос, который был сформирован и обычно покрывался импортом. Таким образом, важнейшей предпосылкой индустриализации латиноамериканских стран стало их подключение к международному разделению труда (МРТ) в качестве поставщиков сырья и продовольствия для нужд первопроходцев промышленной революции. К слову, наличие легкодоступного местного рынка обеспечило относительную независимость промышленного развития в этих странах на начальном его этапе от положения дел в других секторах экономики, а в известной мере и на мировом рынке.

Аналогичная ситуация сложилась на огромных пространствах Азии и Африки. Однако индустриализация основной массы афро-азиатских стран развернулась лишь после Второй мировой войны в связи с распадом колониальной системы и утверждением их на рельсах самостоятельного национального развития. Такой ход событий не в последнюю очередь был обусловлен стремлением политических сил, оказавшихся у власти, подвести под свои режимы современный экономический фундамент. Однако это стремление далеко не везде подкреплялось надлежащим социокультурным потенциалом и адекватной экономической политикой. Как бы то ни было, индустриализация развивающихся стран Азии и Африки "по законам жанра" повсеместно начиналась с освоения местного рынка промышленных товаров, сложившегося в предшествующий период на основе импорта, оплачивавшегося экспортом сырья и продовольствия, в которых нуждались метрополии и другие пионеры промышленной революции. В качестве основных инструментов для решения этой задачи использовались высокие, нередко заградительные таможенные пошлины и квотирование импорта. Такому выбору регулирующих инструментов, наряду с естественным желанием защитить и облегчить развитие своей промышленности, способствовала не только окружающая действительность, но и легкодоступная информация о мерах государственной поддержки промышленного развития, которые в стартовый период индустриализации осуществлялись экономически продвинутыми странами.
На протяжении почти двадцати послевоенных лет обрабатывающая промышленность развивающихся стран Азии и Африки отличалась от латиноамериканской лишь более низким уровнем развития. В то время как афро-азиатские страны находились на первой стадии импортозамещения, в Латинской Америке уже развернулась его вторая стадия, сердцевину которой образует освоение рынка производственных товаров, сформировавшегося благодоря развитию производства, замещающего импорт потребительских изделий. Освоение, сопряженное с созданием технически сложного дорогостоящего производства, характеризующегося длительными сроками окупаемости и зачастую требующего более емких рынков сбыта, чем те, которыми располагали тогда развивающиеся страны.

Между тем Гонконг и Тайвань уже в конце 1950-х, а Южная Корея и Сингапур в первой половине 1960-х гг. начали отходить от импортозамещающей модели индустриализации, во всяком случае в том ее виде, какой укоренился в Латинской Америке, – еще до насыщения собственного рынка потребительских изделий четверка восточноазиатских стран приступила к продвижению освоенной ими промышленной продукции на внешние рынки. Этому способствовали глубокие сдвиги в мировом хозяйстве, связанные с завершением промышленной и развертыванием информационно-коммуникационной революции в государствах авангарда.

Такой поворот в промышленном развитии стран Восточноазиатского региона в основе своей связан с двумя объективными обстоятельствами. Речь идет о скудости природных ресурсов и небольшой численности населения, вынуждавших и пробуждавших их к более активному и значительному включению в МРТ. Аналогичные ограничители индустриализации, как известно, присущи многим странам развивающегося мира. Однако такая корректировка исходной типовой модели промышленного развития на начальном его этапе была реализована только в этой четверке стран.

Быть может, в Гонконге, который испокон веков служил важной перевалочной базой международной торговли, по необходимости функционировавшей в режиме laissez-faire, эта корректировка и произошла спонтанно, но на Тайване, в Южной Корее и Сингапуре ее реальной движущей силой, несомненно, стала редкая амбициозность тамошних политических лидеров. Амбициозность, нацеленная на подтягивание своих стран до технико-технологических и социальных стандартов мирового экономического авангарда и подкрепленная высоким профессионализмом в плане готовности к осмыслению и творческому использованию чужого опыта, а также к признанию и исправлению собственных ошибок и промахов (в случае их допущения). В Южной Корее и на Тайване эта амбициозность подпитывалась перманентной угрозой их существованию в качестве самостоятельных государственных образований со стороны КНДР и материкового Китая. В таких условиях ограниченность природных и людских ресурсов лишь усиливала стимулы к поиску рычагов и способов реализации амбиций и предотвращения внешних угроз. Развертывание экспорта промышленных изделий еще до завершения первой фазы импортозамещения, очевидно, имело и определенную идеологическую подоплеку – отличное от латиноамериканского понимание роли государства и рынка в процессе развития и, соответственно, иное видение путей и способов борьбы с отсталостью. Этому способствовал заразительный пример соседней Японии, достигшей беспрецедентно высоких темпов роста в процессе послевоенной реиндустриализации во многом благодаря активному взаимодействию государства и частного бизнеса, обеспечившему форсированное подключение к МРТ японской обрабатывающей промышленности.
Чтобы понять причины коррекции общепринятой в развивающихся странах модели промышленного развития на начальном его этапе, следует учитывать также сравнительно высокую степень свободы лидеров восточноазиатских стран в выборе путей и средств реализации их интенций. Свободы, которую они приобрели благодаря радикальным аграрным преобразованиям, лишившим политического влияния класс крупных землевладельцев, представлявших наиболее весомую и косную силу традиционного общества. Кстати, сочетание радикальных аграрных реформ с ранним продвижением на мировой рынок местных промышленных изделий представляется вовсе не случайным.

Модернизация сельского хозяйства является исходной базой любой – и ведущим звеном отсталой – экономики. Облегчив решение многих проблем тормозящих процесс развития, она стала мощным катализатором индустриализации. Дело не только в возросшей продуктивности сельского хозяйства, которая сделала возможным относительно безболезненный переток рабочей силы в обрабатывающую промышленность и сферу услуг, или в повышении самообеспеченности сельскохозяйственной продукцией, высвободившей дополнительные средства для закупки недостающих товаров инвестиционного и промежуточного назначения. И даже не в приумножении производственного потенциала и увеличении емкости внутреннего рынка. Не менее, если не более важно включение огромного массива сельского населения в процесс развития, его приобщение к современным потребностям и формам организации хозяйственной жизни, смягчившее и ускорившее размывание барьеров на пути жизненно необходимого синтеза местных социокультурных традиций и системы ценностей рыночной демократии. Нельзя, очевидно, сбрасывать со счетов и американскую помощь обеим странам, позволившую частично компенсировать острую нехватку иностранной валюты и одновременно пополнить скудные бюджетные ресурсы в начальный период индустриализации.

В 1970-е гг. под влиянием хозяйственных успехов Тайваня и Южной Кореи на путь интеграции в международное промышленное разделение труда вступили также Таиланд, Малайзия и Индонезия. Это было сделано, несмотря на неплохую наделенность природными ресурсами и в целом успешное развитие традиционного экспорта сырья и продовольствия, что, помимо прочего, страховало их от преждевременного, не соответствующего возможностям национальных рынков перехода ко второй стадии импортозамещения. На рубеже 1970-х и 80-х гг. повышенное внимание развитию промышленного экспорта стал уделять приступивший к экономической модернизации Китай, несколько позднее – Вьетнам и другие страны Юго-Восточной Азии вне зависимости от наличия у них природных ресурсов и их включенности в мирохозяйственный оборот продукции, получаемой при эксплуатации этих ресурсов.
Внесению корректив в общепринятую модель индустриализации развивающихся стран, очевидно, способствовало и интенсивное перемещение на периферию мирового хозяйства ресурсоемких, а также простейших в организационно-техническом отношении и экологически вредных сегментов и видов промышленного производства, обусловленное ускорением НТП, удорожанием рабочей силы и борьбой за сохранение и оздоровление окружающей среды, которая развернулась в индустриально развитых государствах. Тем более что это перемещение, как правило, сопровождалось экспортом капитала, вкладывавшегося в экономику стран-реципиентов. Аналогичные процессы заложили основы региональной экономической интеграции на территории Восточной и Юго-Восточной Азии. С той, однако, разницей, что в роли инициаторов перемещения и экспортеров капитала здесь наряду с индустриально развитой Японией оказалась удивительно динамичная четверка развивающихся стран Восточной Азии.

Подключение к МРТ обрабатывающей промышленности развивающихся стран этого метарегиона в стартовый период индустриализации вкупе с ускоренной модернизацией форм и методов хозяйствования, думается, позволяет говорить о кристаллизации иного, более эффективного и перспективного подхода к индустриализации в сравнении с тем, который поначалу сформировался на латиноамериканском континенте. Если отвлечься от частностей, то среди огромного многообразия, обусловленного спецификой отдельных стран, можно выделить две основные модели и обусловленные ими стратегии индустриализации развивающихся стран, реализация которых оказала сильное, во многом определяющее влияние на динамику и качество технико-технологической, экономической и культурной (в широком смысле этого слова) модернизации мирохозяйственной периферии. Одна из них обычно идентифицируется с внутрь ориентированным развитием (inward looking), а другая – с развитием, обращенным вовне, которое обычно называют внешне ориентированным (outward looking development).

Исходные посылки размежевания

Применительно к обрабатывающей промышленности, представляющей системообразующее ядро процесса индустриализации, несколько упрощая суть дела, можно сказать, что первая стратегия была нацелена на всемерное насыщение внутреннего рынка индустриализирующихся стран промышленными товарами отечественного производства, повышение уровня промышленной самообеспеченности и ослабление зависимости нарождающейся промышленности от импорта. В задачу же второй входило всемерное продвижение местных промышленных изделий на мировой рынок, наращивание и диверсификацию на этой основе экспортных ресурсов с целью ослабления и последующего устранения валютных ограничений промышленного и общеэкономического роста. Поэтому при внутрь ориентированном развитии в центре внимания оказалась диверсификация промышленного производства, а при внешне ориентированном – его конкурентоспособность по издержкам производства и, что особенно важно, по качеству. В общем, внешне ориентированное развитие, раздвигая пространственные и временные горизонты индустриализации, изначально побуждало и вынуждало страны, вступившие на этот путь, стремиться к достижению мировых стандартов практически во всех сферах общественно-экономической жизни.

Важная, во многом решающая роль в реализации обеих стратегий принадлежала государству.

В его ведении находилось развитие физической, регулятивно-правовой и социальной инфраструктуры, взаимодействие с предпринимательскими структурами и координация их деятельности, производство недостающих общественных благ и корректировка спонтанных рыночных сил. Реальные же масштабы и формы интервенции государства в экономику во многом определялись его способностью совмещать решение текущих проблем с долгосрочными целями развития.

Накопленный опыт позволяет констатировать, что в Бразилии и Мексике, а также в других странах, сделавших ставку на внутрь ориентированное развитие и по тем или иным причинам не сумевших своевременно его подкорректировать, зафиксировано несравненно больше различных сбоев и неурядиц, нежели в странах, отдавших предпочтение внешне ориентированному развитию. В первом приближении это, наверное, объясняется тем, что внутрь ориентированное развитие по определению хуже стыкуется с долгосрочными тенденциями глобальной экономики и его сложнее адаптировать к изменениям мирохозяйственной конъюнктуры, чем внешне ориентированное. Более предметное представление о причинах имевших место сбоев можно получить исходя из содержания экономической политики. В политике стран, сделавших выбор в пользу внутрь ориентированного развития, трудно выделить стержень, объединяющий и объясняющий многообразные интервенции государства в экономику. Складывается впечатление, что властные структуры этих стран, не упускавшие случая декларировать свою приверженность идеям развития и укрепления национальной независимости, не вполне четко представляли себе движущие силы и механизмы решения этих неразрывно связанных между собой задач, сплошь и рядом сбиваясь на изоляционистско-ограничительные меры в ущерб обеспечению недостающих стимулов для сбережений и инвестиций. Между тем такие меры плохо сообразуются с логикой рыночной экономики, которая буквально пронизана идеей перманентной экспансии, необходимой не только для расширения, но и для удержания сложившегося жизненного пространства вне зависимости от его места и роли в мировом хозяйстве, – представляющей непременное условие ее функционирования. А если и представляли, то не сумели преодолеть сопротивление тех сил и слоев общества, интересы которых так или иначе ущемлялись начавшимися преобразованиями. Консервации ситуации, блокирующей реформы, призванные расчистить завалы на пути модернизации и развития, нередко способствовала коррупция. Нельзя, очевидно, сбрасывать со счетов и низкий уровень экономической подготовки властей во многих государствах, равно как и непоследовательность принимавшихся ими решений.

Как бы то ни было, неизменно высокие импортные пошлины на производимые в этих странах промышленные товары вкупе с жесткими количественными ограничениями промышленного импорта, поддерживая тепличный климат, облегчавший и ускорявший развитие отечественной промышленности, одновременно тормозили, а то и вовсе блокировали рост ее конкурентоспособности. Это, в свою очередь, обернулось консервацией архаичной структуры местного экспорта, изначально опиравшегося на производство сырья и продовольствия, доля которых в мировой торговле уже в первые послевоенные десятилетия стала неуклонно сокращаться. Тому есть несколько причин. Во-первых – ускорение НТП, ведущее к уменьшению роли природного фактора в процессе развития, наиболее очевидным проявлением которого служит снижение энерго- и материалоемкости экономического роста, а также сопутствующее этому относительное и абсолютное снижение эластичности спроса (по доходу) на первичную продукцию. Во-вторых – подстегиваемый НТП рост производства различных синтетических материалов и других заменителей природного сырья.

В-третьих – возросший уровень самообеспеченности развитых и многих развивающихся стран сельскохозяйственным сырьем и продовольствием. И, наконец, естественное вытеснение продовольственных и некоторых других товаров, исходным материалом для которых служило сырье, из потребительской корзины стран после достижения ими определенного порогового уровня подушевого дохода.

Пробелы и недоработки в экономической политике связаны также с искусственно вздутой капиталоемкостью экономического роста многих стран, вставших на путь внутрь ориентированного развития, обусловленной снижением импортных пошлин на машины и оборудование ради стимулирования промышленных капиталовложений. Этот непродуманный шаг оказал негативное воздействие на общую динамику их экономического роста и во многом осложнил решение беспрецедентно острой проблемы занятости. На темпах роста и системе внутреннего и внешнего экономического балансов отрицательно сказалось и то, что, "увлекаясь" промышленным предпринимательством, государство в то же время уделяло недостаточно внимания его эффективности.

Между тем в Южной Корее и на Тайване, первыми из периферийных стран избравшими путь внешне ориентированного развития, государственные интервенции в экономику, в отличие от стран внутрь ориентированного развития, были направлены прежде всего и в основном на стимулирование желания и способности местных предпринимателей к долгосрочным инвестициям и организационно-технологической модернизации. Цель этих интервенций заключалась, таким образом, в ускорении экономического роста и системной трансформации хозяйственных структур, в динамизации и повышении эффективности процесса индустриализации в целом. Суть их сводилась к мерам, позволяющим увеличить прибыльность капиталовложений в те сегменты и виды экономической деятельности, которые, будучи непривлекательными для инвесторов в режиме laissez-faire (в силу причастности к переднему краю НТП и высокой эластичности спроса – по доходу – на их продукцию), со временем обещали обрести международную конкурентоспособность. Это облегчило мобилизацию свободных средств потенциальных инвесторов, канализацию в заданном направлении и координацию их экспансии при одновременном укреплении ее ресурсной базы, попутно расширив временные горизонты развивающегося предпринимательства и укрепив его доверие к государству.

Узловые моменты экономической политики, проводившейся в этих странах, прорабатывались и воплощались в жизнь в условиях тесного взаимодействия государства с частным капиталом. В Южной Корее, где были сильны позиции конгломератов, основанных на семейном бизнесе (чеболей), государство, стремившееся восполнить недостаточность частного предпринимательства, поддерживало и координировало их деятельность. Это способствовало достижению основных целей экономической политики. На Тайване же многочисленные частные фирмы были слишком малы для того, чтобы играть заметную роль в развитии ключевых отраслей промышленности, требовавшем масштабных инвестиций и соответствующей организации. Поэтому там более значимая роль поначалу отводилась государственным предприятиям.

Центральным звеном и основным инструментом вмешательства государства в экономику в обеих странах служила тщательно продуманная система мотивации и разностороннего финансового поощрения частных инвестиций в наиболее перспективные сегменты и виды экономической деятельности, наметки по развитию которых включались в национальные (индикативные) планы развития. Выбор таких инструментов воздействия на инвестиционные решения опирался не только на общие представления о принципах рыночного хозяйствования. В его основе лежало ясное понимание того факта, что в слаборазвитой экономике сам по себе рыночный механизм сплошь и рядом не может обеспечить достаточного вознаграждения пионерных фирм, тем более что им приходится сталкиваться с сильными и опытными иностранными конкурентами. И коль скоро на частный бизнес возлагался сложный комплекс задач – наращивание мощностей, повышение производительности, развитие новых отраслей промышленности, укрепление позиций на рынке, – для их решения изыскивались дополнительные субсидии и льготы. Наиболее значимые субсидии и в Корее, и на Тайване обеспечивались снижением и сдерживанием процентных ставок по кредитам и разведением цен внутреннего и мирового рынков. В качестве примера наиболее щедрых льгот можно привести лицензии на беспошлинный импорт дефицитной промежуточной продукции, жестко привязанные к заданиям по развитию экспорта промышленных изделий. Вся система поощрений, как правило, увязывалась с конкретными обязательствами получателей по совершенствованию тех или иных участков их деятельности.

По признанию экспертов Всемирного банка (которое впоследствии было фактически дезавуировано чиновниками того же банка), высокая динамика экономического роста восточноазиатских стран, как и сохранение социальной справедливости, объясняется сочетанием хорошо продуманной политики развития и взвешенных интервенций с необычайно быстрым накоплением физического и человеческого капитала (3). Первоначальным импульсом к ускорению накопления послужила американская помощь, но фактическим источником необходимых для этого средств являлось перманентное отставание потребления от роста совокупной добавленной стоимости. В принципе, это нормально. Без опережающего роста накопления промышленный переворот, тем более в сжатые по историческим меркам сроки, практически невозможен. Специфика же заключалась в необычайно высокой динамике и норме накопления, которые, наряду с разносторонним поощрением частного капитала, долгое время поддерживались обширными государственными инвестициями, уровень которых существенно превышал аналогичные показатели латиноамериканских стран, как до начала повальной либерализации в 1980-е гг., так и в последующие десятилетия.

Быстрый рост доходов, как известно, далеко не всегда трансформируется в увеличение сбережений. Но поскольку интервенции государства в восточноазиатские экономики осуществлялись через систему финансовых поощрений, повышавших прибыльность частных капиталовложений, то они (эти интервенции) не только стимулировали, но одновременно и подкрепляли способность поддерживаемого ими бизнеса к новым инвестициям. Канализация государственных субсидий в ускорение экономического роста, в свою очередь, способствовала увеличению прибылей благодаря более полному использованию производственных мощностей и всевозможных усовершенствований, повышающих производительность, и тем самым подталкивала рост общей нормы накопления. Так был приведен в действие механизм, поддерживающий склонность к сбережениям, инвестициям и инновациям, питающим рост прибылей и ими же подпитывающимся. Механизм, который обеспечивал неизменно высокую долю прибылей в совокупной добавленной стоимости, что при устойчиво высоких темпах экономического роста отнюдь не сдерживало, а, скорее, способствовало постоянному повышению уровня и качества жизни. Причем в Южной Корее и на Тайване, в отличие от латиноамериканских и большинства других развивающихся стран, это повышение охватило основную массу населения. Подобному развитию событий способствовала и перманентная нехватка квалифицированных кадров, обусловленная высокой динамикой технико-технологической и структурной модернизации вкупе с рано пришедшим осознанием того, что хорошая работа должна надлежащим образом оплачиваться.

Эта особенность экономического роста Тайваня и Южной Кореи восходит своими истоками к радикальной аграрной реформе, покончившей с крупным землевладением и наделившей землей широкие массы крестьян. К ней, наверное, можно было бы и не возвращаться, если бы распределение доходов не оказывало ощутимого обратного влияния на динамику и качество экономического роста. Умеренное неравенство в доходах, ограничивая рост спроса на импорт потребительских товаров, поддерживало рынок продукции традиционного ремесленного производства, а также мелкой и средней промышленности. Оно-то, собственно, и позволило обеспечить разумную последовательность в развитии там отечественного машиностроения вплоть до перехода к дорогостоящему производству технически сложных потребительских товаров долгосрочного пользования и тем самым избежать технологического дуализма, характерного для латиноамериканских и многих других развивающихся стран.

Экономический рост пионеров внешне ориентированного развития и их последователей сопровождался радикальными сдвигами в платежных балансах, устранившими его валютные ограничения. Текущий экспорт поддерживал рост накопления, а растущие капиталовложения закладывали фундамент последующей экспортной экспансии. Промышленная политика стимулировала частные инвестиции и инновации и направляла их в сектора с наибольшим потенциалом производительности и возможностями внешнеторговой экспансии. Отсюда приоритетное внимание к развитию тяжелой и химической промышленности вместо размещения инвестиционных ресурсов в соответствии со статическими сравнительными преимуществами.

По мнению экспертов ЮНКТАД (4), поразительные экономические достижения Южной Кореи и Тайваня являются, в сущности, отражением того факта, что цель проводившейся там государственной политики действительно, а не только на словах заключалась в ускорении накопления капитала, индустриализации, технологической трансформации, развитии и диверсификации экспорта. Этой политике, идеологически дружественной частной собственности и частной инициативе, был чужд популизм, равно как и продвижение каких-либо особых интересов. Она была направлена на поддержку и поощрение частного предпринимательства в целом, содействие созданию и накоплению новых благ, не допуская при этом снижения жизненных стандартов рабочих и фермеров. Чтобы побудить частные фирмы работать не только в собственных сиюминутных интересах и гармонизировать их деятельность с долгосрочными интересами всего бизнеса, власти этих стран вполне осознанно прибегали к манипуляциям рыночными силами (5), которые, по мнению авторитетных специалистов, можно и нужно квалифицировать как управление рынком (6). Если посмотреть на эти меры с точки зрения здравого смысла, а не через искажающую призму неолиберального фундаментализма, то они предстанут в виде хорошо продуманных шагов, направленных на создание благоприятного инвестиционного климата. Шагов, которые и в теоретическом, и в практическом плане представляются несравненно более плодотворными, чем, скажем, субсидирование сельского хозяйства, уже не один десяток лет практикующееся в западневропейских странах.

Примечания
1. В мировой экономической литературе, включая исследования и официальные документы ООН и представляющих ее международных организаций, промышленная революция (индустриализация) связывается (хотя и не сводится) с развитием обрабатывающей промышленности, стержнем которой как раз и является машинное производство, в том числе и производство самих средств производства. К важнейшим индикаторам индустриализации наряду с ростом доли обрабатывающей промышленности в производстве ВВП и в совокупной занятости относится модернизация структуры экспорта на основе его насыщения промышленными изделиями нарастающей технико-технологической сложности. С завершением (или провалом) индустриализации роль промышленного производства по всем азимутам падает, хотя снижение промышленной занятости может быть связано и с НТП.
2. Мир на рубеже тысячелетий. Прогноз развития мировой экономики до 2015 г. – М., 2001. Исходной базой этих и всех приведенных ниже данных по ВВП на душу населения являются расчеты Б.М. Болотина.
3. World Bank. Policy Research Bulletin. August – October. 1993.
4. См. UNCTAD Trade and Development Report. 1994.
5. Из исследования, проведенного под эгидой Всемирного банка (The World Bank. The East Asia Miracle: Economic Growth and Public Policy. 1993), явствует, что по степени так называемого искажения цен Южная Корея и Тайвань заметно превосходили такие приметные в этом плане страны из числа реализовавших стратегию внутрь ориентированного развития, как Бразилия, Индия, Мексика и Пакистан.
6. R. Wade. Governing the Market. Economic Theory and the Role of Government in East Asia Industrialization. Princeton, 1991.