Криминальность глав государств. Фрагмент из книги «Власть и нравственность. Кто должен охранять охранников?»

Номер 3. Капитал в бегах

В публикуемом фрагменте книги Питирима Александровича Сорокина, одного из наиболее выдающихся социологов ХХ века, убедительно, с опорой на обширный исторический материал, доказываются следующие три положения.

Правящие группы в большей степени склонны к преступности и аморализму, чем остальные члены данного общества.
Чем более насильственный и всеобъемлющий характер имеет власть правителей, политических лидеров, руководителей крупного бизнеса, промышленности и прочих организаций и чем менее эта власть принята подданными и подчиненными, тем более безнравственны и криминальны такие правящие группы.
С ограничением их власти криминальность правителей и управляющих снижается как качественно (становится меньше тяжких преступлений и убийств), так и количественно (преступления совершаются реже). Если же власть правящих институтов серьезно ограничена, а правительство сильно интегрировано в унифицированную систему общественной морали, то преступность в правящих кругах становится такой же или даже ниже, чем среди простого народа.

Питирим Сорокин
Криминальность глав государств

"Экономические стратегии", №3-2006, стр. 06-15

Проблемы власти и политики в научном наследии Питирима Сорокина

Питирим Александрович Сорокин (1889-1968), ученый, с именем которого связано создание Гарвардской школы социологии, несомненно, принадлежит к числу наиболее выдающихся социологов XX в. Труды П.А. Сорокина охватывают практически все области социологии, включая социальную и культурную динамику, методологию социологии, политическую социологию. Несмотря на то что в последние десятилетия интерес к научному наследию П.А. Сорокина возрос, некоторые его работы практически не освещены в отечественной социологической литературе.

В конце жизни П.А. Сорокин передал в дар библиотеке Ленинградского (Санкт-Петербургского) университета, выпускником которого он являлся, некоторые свои книги, изданные в Америке. Долгое время они находились в "спецхране"; доступ к ним имели лишь отдельные специалисты, писавшие на тему "Критика буржуазных концепций….". Но, как известно, запретный плод сладок, пока он запретный. Поэтому, когда появилась возможность изучать наследие
П.А. Сорокина, сложилась парадоксальная ситуация. После всплеска интереса к трудам всемирно известного социолога, первых серьезных исследований его научного наследия, переводов на русский язык и переиздания некоторых его трудов "мода на Сорокина" пошла на убыль.

Сегодня в нашей стране существует три исследовательских центра, занимающихся изучением творчества П.А. Сорокина: факультеты социологии Московского и Санкт-Петербургского университетов, а также Международный институт Питирима Сорокина – Николая Кондратьева. Институт возглавляет академик РАЕН
Ю.В. Яковец, который прилагает огромные усилия, чтобы вернуть в научный оборот наследие ученого. А наследие это колоссально – более 130 монографий и статей. Только отдельные работы Сорокина опубликованы на русском языке, остальные ждут своего часа. К их числу относится и книга "Власть и нравственность. Кто должен охранять охранников?", опубликованная в 1959 г. в США и практически сразу переведенная и изданная в Японии, Индии и Франции. В своих воспоминаниях П.А. Сорокин пишет, что после выхода книги он послал по экземпляру с дарственной надписью президенту Эйзенхауэру, госсекретарю Хетеру, Н.С. Хрущеву и нескольким сенаторам и конгрессменам США. К удивлению ученого, в ответ он получил благодарственные письма от всех адресатов. Это, с его точки зрения, свидетельствовало о том, что они не читали книгу и, не подозревая о ее "подрывном" содержании, отреагировали на ее получение с автоматической вежливостью. Например, в книге убедительно доказывается, что поведение правящих групп более преступно и безнравственно, чем поведение других слоев общества. Чем более жесткой и неограниченной является власть правителей, политических лидеров и руководителей бизнеса, тем более коррумпированными и преступными оказываются эти люди.

В то же время – чем более ограничивается власть политиков и чиновников, тем менее преступны их деяния. П.А. Сорокин поднимает некоторые актуальные для сегодняшнего дня вопросы и предлагает их решение: от кого зависит процветание и выживание как отдельного человека, так и человечества в целом? Кому общество должно доверять судьбоносные решения о войне и мире? Необходимо ли всеобщее и полное разоружение?

Все положения и выводы книги П.А. Сорокина опираются на конкретный исторический материал и результаты многочисленных социологических исследований, проведенных Гарвардским исследовательским центром по изучению творческого альтруизма, который ученый создал в конце 1940-х гг.

Вашему вниманию предлагается перевод фрагмента из книги П.А. Сорокина "Власть и нравственность. Кто должен охранять охранников?".

Перевод c английского языка выполнен В.Н. Шикаловым (Санкт-Петербургский государственный университет). Предисловие и подготовка к публикации
М.В. Ломоносовой (Санкт-Петербургский государственный университет).В России и на русском языке публикуется впервые.

Моральная и ментальная двойственность руководящей деятельности и правителей не обязательно означает, что как положительные, так и отрицательные характеристики одинаково проявлены в каждом из них или что они распределены в равных пропорциях среди всех правителей и правительств. Существуют правящие группы, у членов которых доминируют криминальные наклонности, но есть и правительства, для которых главное – добродетель. Однако вопрос о преобладании одной из этих двух сущностей остается открытым и требует дальнейшего изучения. Это позволит получить более полное знание о том, какому типу правителей (и в каких социокультурных условиях) соответствует "светлая" или "темная" сущность. Наконец, моральный дуализм правителей и властной деятельности мало говорит о сравнительной криминальности правителей и их подданных: какой из этих двух классов более криминализирован? В этой главе я попытаюсь дать ответ на последний вопрос и, таким образом, хоть немного, но пролить свет на первые два.

Обобщения, сделанные нами ранее, свидетельствуют о том, что, когда нравственное поведение правителей измеряется по той же шкале, что и поведение остальной части данного общества, выясняется, что они более криминализированны. Постепенное ограничение власти правителей и управленцев приводит к снижению их склонности к преступной деятельности; это касается как частоты, так и тяжести совершаемых преступлений. Предыдущий анализ факторов, влияющих на криминальность правителей и глав крупных организаций, дает лишь теоретическое основание для подобных выводов, сделанных на основе изучения природы властной деятельности и превалирующих форм социального отбора. Теперь необходимо проверить эти теоретические выводы и подтвердить их эмпирически, посредством изучения фактических показателей криминальности правителей и их подданных.

Пять обобщений:

1. Когда моральные и ментальные качества правителей и их подданных измеряются по одной шкале (а не согласно принципу двойных стандартов), выясняется, что правители отличаются гораздо более сильным дуализмом – гораздо большей моральной и умственной шизофренией, чем простые члены данного общества.
2. В правящих группах наблюдается большая доля людей одаренных и умственно неполноценных, чем среди рядовых граждан. Если брать в целом, то представители правящих групп более интеллектуально одарены и умственно неполноценны, чем подвластное им население. Более того, в правящих группах выше процент крайне эгоистичных, отважных, жестоких и равнодушных к другим людей, лицемеров, лжецов и циников, чем среди простого народа.
3. Правящие группы в большей степени склонны к преступности и аморализму, чем остальные члены данного общества.
4. Чем более насильственный и всеобъемлющий характер имеет власть правителей, политических лидеров, руководителей крупного бизнеса, промышленности и прочих организаций и чем менее эта власть принята подданными и подчиненными, тем более безнравственны и криминальны такие правящие группы.
5. С ограничением их власти криминальность правителей и управляющих снижается как качественно (становится меньше тяжких преступлений и убийств), так и количественно (преступления совершаются реже). Если же власть правящих институтов серьезно ограничена, а правительство сильно интегрировано в унифицированную систему общественной морали, то преступность в правящих кругах становится такой же или даже ниже, чем среди простого народа.

Криминальность монархов

Из всех больших социальных организаций государство, как правило, – наиболее циничная властная машина. Суверенитет, рассматриваемый государством как монополия, является официальным выражением его превосходства над всеми остальными социальными группами. А главы государств, в особенности диктаторы и абсолютные монархи, обычно наиболее могущественные правители среди глав других социальных организаций.

Если наши обобщения о криминальности и моральных качествах правителей правильны, то они должны иметь и имеют подтверждение на практике.

Во-первых, несмотря на нехватку точной и систематической статистики, даже те данные, которыми мы располагаем, не позволяют сомневаться в том, что вла-стные и деспотичные главы государств в общем демонстрируют более высокий процент отцеубийств, матереубийств, братоубийств, женоубийств и убийств других родственников, чем прочее население. Стоит помнить, что именно эти преступления в большинстве сводов законов расцениваются как самые тяжкие и всегда наказываются более сурово, чем все остальные (кроме убийств глав государств и других властных структур). Во-вторых, существующие данные позволяют сделать вывод, что с ограничением абсолютной власти правителей преступления, совершаемые ими, становятся менее тяжкими и снижается сам уровень преступности. Убийства родственников, друзей и подданных постепенно вытесняются преступлениями против собственности и прочими менее тяжкими преступлениями. Уровень преступности правителей, чья власть ограниченна (как в большинстве современных конституционных монархий и президентских республик), стремится к уровню преступности подвластного им населения, хотя все же превышает его.

Фактически уровень преступности среди правителей гораздо выше тех показателей, с которыми мы имеем дело, когда сравниваем процентное соотношение всех видов убийств (а не только убийства родственников и друзей), совершенных правителями, со всеми видами убийств, совершенных остальным населением. Наказывая преступников и врагов, мало кто из правителей не убил или не приговорил к смерти, прямо или косвенно, невинных детей и взрослых. Иногда правители выносят смертный приговор в "интересах государства", хотя даже в случае подобных "легальных" убийств существует зияющая пропасть между милосердной и садистской интерпретацией "законности". Однако гораздо чаще правители приговаривают невинных людей к смерти по таким эгоистичным причинам, как экономические преимущества, гедонистические желания, месть, ненависть, садистские наклонности, сексуальные влечения, жажда власти, собственная безопасность и т.п. Возможно, часто они выбирают невинных людей просто потому, что те одним лишь своим существованием мешают реализации их эгоистических целей. Подобного рода мотивы играют существенную роль в организации массовых убийств сотен и тысяч невинных; эти кровавые бойни, "крестовые походы", "чистки", "ликвидации", "священные войны", "реставрации" всегда происходят "во имя Бога", "национализма", "чистоты нации" и под другими оправдательными лозунгами и девизами, главная цель которых – скрыть уродливый облик эгоистических интересов самих правителей. Такие массовые убийства тысяч невинных людей однозначно свидетельствуют о бессердечности правящей элиты, о ее моральной бесчувственности и циничном отношении к человеческой жизни и нравственным ценностям. В этом смысле их психология не слишком отличается от психологии закоренелого убийцы. Подобные "убийства" так распространены, что часто остаются вне поля зрения историков. Исследование данного вопроса показывает, что правящая элита действительно является самой кровожадной группой населения во всех странах.

Еще одно косвенное подтверждение этого вывода можно найти в чрезвычайно высоком показателе насильственной смертности среди правителей. Так как в борьбе за власть их мало что удерживает от убийства родственников, друзей, соперников, встающих у них на пути, конкуренты обращаются с ними в той же "убийственной" манере. Правящая группа с успехом подтверждает правоту старого высказывания: "Кто придет с мечом, от меча и погибнет".

Наконец, доля правителей, совершивших такие преступления, как нападение при отягчающих обстоятельствах, изнасилование и прочие половые преступления, грабеж, кража со взломом, воровство, хищение, мошенничество, фальсификация и прочие менее серьезные преступления, гораздо выше, чем доля их подданных.Обычно, когда правители совершают преступления против частной собственности, они не крадут чужое имущество, а захватывают обширные регионы, территории и целые государства "по праву сильного". Под лживыми предлогами экспроприируют и присваивают огромные богатства и ресурсы своих врагов или подданных; с помощью дипломатии, убеждения и принуждения получают обширные поместья, невиданные монополии и привилегии; неслыханно наживаются на девальвации валюты и т.д. Хорошо описывает такого рода преступления старое английское стихотворение: "Закон карает всех простолюдинов, что украдут гуся у простака, но милует вельможей властных, что уворуют самого же простака". Итак, подытожим: количество преступлений, совершенных правителями, во много раз превышает количество преступлений, совершенных их подданными.

Исторические свидетельства

Для начала сравним масштабы участия правителей и их подданных в преступлениях, классифицируемых как убийства. Так как данные о количестве убийств родственников для всего или хотя бы для взрослого населения (от 14 лет и старше) носят фрагментарный характер, мы сравним количество убийств родственников правителями с общей численностью убийств, совершенных их подданными (а ведь убийства родственников составляют лишь несущественную часть всех убийств). Хотя данные и приблизительные, они показывают, что различие в уровне преступности столь велико, что оно останется очевидным, даже если уровень преступности правителей сократить в десять, двадцать и более раз. В зависимости от периода, страны, должности, пола, возраста, расовой принадлежности и т.п. число убийств для подвластного населения колеблется от 0,0008 до 0,2 на 100 человек. Что касается убийств родственников представителями верховной власти, то здесь имеются лишь следующие приблизительные данные. Из 43 английских монархов и лордов-протекторов, начиная с Вильяма I и заканчивая Георгом VI, около двадцати правителей (по крайней мере 40%) были виновны в этом преступлении. Другими словами, уровень преступлений, классифицируемых как "убийство", среди английских правителей более чем в сто раз превосходит уровень аналогичных преступлений среди английского населения! Этот вывод необходимо дополнить тем фактом, что с момента формального и фактического ограничения власти английских монархов (со времен Вильяма III), ни один из них не убивал своих родственников или близких друзей и союзников.

Данные об уровне преступности среди монархов и правителей в различных странах и в разное время варьируются, но этот показатель неизменно остается гораздо более высоким, чем аналогичный показатель у их подданных. Что же касается правителей-выскочек прошлого и настоящего (таких как тираны древней Греции, Марий и Сулла, Цезарь и Антоний, Красс и Августин, Кромвель и Робеспьер, Муссолини и Гитлер, Ленин и Сталин и многие ныне правящие диктаторы или революционеры в Европе, Азии, Латинской Америке), то уровень преступности среди них столь же высок, как среди абсолютных монархов.

Из 34 турецких султанов от Османа (1290-1326) и до Мехмета VI (1918-1922) по крайней мере 14 султанов (41%) были прямо или косвенно виновны в убийстве своих родственников, близких друзей и союзников. И опять же – после частичного фактического и отчасти правового ограничения власти последние пять султанов, начиная с Абдул-Меджида (1839-1861) и заканчивая Мехметом VI (1918-1922), похоже, не совершали убийств (возможно, за исключением Абдул-Хамида II).

Подобная ситуация сложилась в раннюю эпоху франкской династии Меровингов. Все ее представители, от Кловиса (481-511) до Дагоберта (629-639), в процессе борьбы за власть стали братоубийцами или убийцами ближайших родственников. Ситуация не сильно изменилась и в эпоху заката династии. В общей сложности не менее 40% всех правителей, принадлежавших к династии Меровингов, совершили такие убийства.

В последующих династиях – у Каролингов, Капетингов, Валуа и их Орлеанской ветви, Бурбонов, Бонапартов – процент подобного рода убийств был несколько ниже. Из примерно 51 правителя, начиная с Карла II Лысого (843-877) и заканчивая Луи Наполеоном III (1852-1870), по крайней мере 9 правителей (15%) были виновны в тяжких убийствах. Но ни один постреволюционный монарх (их власть была сильно ограничена), за исключением Наполеона I, не совершил подобного преступления.

Такие же данные имеются и по русским царям. Правление династии Рюриковичей началось с убийства одним из претендентов на власть всех остальных: Олег убил Аскольда и Дира (882).

Затем имела место династическая война между сыновьями Святослава, закончившаяся победой Владимира Красное Солнышко (972-978). После его смерти произошла еще одна безжалостная династическая война между сыновьями Владимира, в которой его старший сын Святополк убил трех своих братьев (Бориса, Глеба и Святослава) и сам был побежден братом Ярославом Мудрым (1019-1054). Междоусобица возобновилась среди сыновей Ярослава, позже – среди сыновей Владимира Мономаха и продолжалась вплоть до татаро-монгольского нашествия и установления Ига после битвы при Калке (1223). В конечном счете процент убийц родственников, друзей и союзников среди представителей династии Рюриковичей, включая различные ее ветви: владимирских князей, новгородских, суздальских, галичских и т.д., составил не менее 25-30%.

В московский период среди русских правителей было очень распространено ослепление и причинение других физических увечий "дорогим сердцу, но опасным родственникам" (с последующей ссылкой, заключением или постригом в монахи на всю оставшуюся жизнь) или "медленное" убийство вместо быстрого. Князь Василий Темный приказал ослепить своего двоюродного брата Василия (примерно 1435 г.); князь Дмитрий проделал то же самое со своим двоюродным братом (около 1437 г.), и т.д. Позднее правители Московского княжества и России убивали своих сыновей и двоюродных родственников (как, например, Иоанн Грозный и Петр Великий), давали согласие на убийство своих родителей (как Александр I), своих супругов или родственников (как Екатерина Великая и Елизавета I) и разными способами казнили своих близких друзей и советников.

И это не говоря о тюремных заключениях, пытках, ссылках и прочих методах "ликвидации" всех, кого по каким-то причинам или вовсе без причин они хотели устранить. В общей сложности по крайней мере 20-25% московских правителей, а затем и правителей Российской империи были виновны в убийствах родственников. С другой стороны, после Александра I (1801-1825) ни один император не совершал такого рода преступлений. Подобные данные имеются и по правителям далекого прошлого. 26 из 51 (50%) правителей древнего Рима от Тиберия и Гая Гракхов до Проба и Лукреция (с 135 г. до н.э. до 285 г. н.э.) были виновны в убийствах родственников.

В Византии "ни один правитель не был в безопасности. Из 107 императоров, занимавших трон с 395 по 1453 гг., лишь 34 умерли в своих постелях, а еще 8 – на войне или случайно. Прочие же либо отреклись от престола – по собственному желанию или нет, – либо были жестоко убиты: отравлены, удушены, задавлены, расчленены, заколоты кинжалом. На протяжении этих 1058 лет мы можем насчитать – 65 различных революций". "Священные дворцы Византии хранят множество печальных историй. Именно там благочестивая Ирина ослепила собственного сына Константина VI . В часовне святого Стефана был предательски убит Лев V. Там в 820 г. Василий Македонянин и его сообщники убили собственного императора Михаила III, и там же однажды декабрьской ночью Феофана убила собственного мужа и выбросила стражникам отрубленную голову их хозяина". Едва ли менее 50% византийских царей убивали своих родственников, близких друзей и союзников.

Не лучше обстояло дело и в арабских династиях. Братоубийственная борьба за власть началась незамедлительно после смерти основателя ислама, и все четыре "правоверных халифа" (632-661) были повинны в убийствах родственников. Если и не все правители из последующих династий Омейядов (661-750) и Аббасидов (750-1100) были виновны в братоубийстве, то по крайней мере 40-45% из них в разных формах совершили это преступление.

Если от арабских правителей мы обратимся к персидским и иранским, то обнаружим, что из 9 царей ранней династии Ахеменидов (550-330 гг. до н.э.), начиная с Кира II Великого и заканчивая Дарием III Кодоманом, по крайней мере трое (30%) были вовлечены в убийство или виновны в нем. Из 21 шаха империи Сасанидов (226-651) как минимум семеро убивали своих родственников и близких друзей. Из 11 шахов династии Сефевидов (1500-1736) по крайней мере четверо (около 36%) были виновны в данном преступлении. Прочие менее долговечные персидские династии демонстрируют такой же высокий процент убийств родственников.

Прямое или косвенное убийство родственников, друзей, союзников столь же часто встречается в истории стран Востока, как и в истории других стран. Летопись свидетельствует, что в древней Японии правители клана Сога безжалостно уничтожали соперников (около 587 г.): Сога Имаго (около 626 г.) убил своего племянника, императора Сушун, в 643 г. Сога Ирука заставил принца Ямаширо Но Ое, наследника могущественного правителя Шотоку, совершить самоубийство. В свою очередь, правители клана Сога были свергнуты и подверглись наказанию. Следующий период, Нара (710-784), также отмечен несколькими "семейными" убийствами (Фудживара Накамаро, императора Джунина и прочих); братоубийственные гражданские войны характерны и для периода Фудживар и для последующих периодов японской истории. Возможно, вполне закономерно, что из 15 сёгунов периода Токугава (1603-1867) по крайней мере четверо (26%) были виновны в убийстве своих родственников. Всего же около 25-30% правителей Японии совершили такого рода преступления. Из 12 правителей инков (от Манко Капака до Хуаскара) по меньшей мере девять, или 75%, виновны в убийстве родственников.

Если взять показатели преступности среди правителей других государств и империй – Китая, Индии, Вавилона, древнего Египта, – то результат будет примерно такой же. Процентные показатели для различных династий и периодов значительно отличаются друг от друга, но все равно во много раз превосходят показатели преступности среди подвластного населения.
Можно привести примеры массовых убийств тысяч невинных, которые устраивали правители. Жертвами Варфоломеевской ночи стали от 15 до 25 тыс. человек; примерно 8-10 тыс. человек было уничтожено по приказу Суллы во время заседания римского сената; десятки тысяч были арестованы и расстреляны по приказу Ленина после покушения на его жизнь (погибли те, кто не только не участвовал в покушении, но даже не знал о нем, однако этих людей опасались Ленин и его окружение). В период "красного террора" советское правительство откровенно признавало, что людей казнят не за преступления, а за принадлежность к контрреволюционным классам. После взятия Акры Ричард Львиное Сердце приказал убить 27 000 пленников только потому, что они не смогли выплатить крестоносцам выкуп в 200 000 золотых монет. (Эта резня, учиненная крестоносцами, резко контрастирует с королевской щедростью их главного противника султана Салах-ад-Дина, который в подобной ситуации пожалел пленников и отпустил около 20 000 христиан.) Такие примеры дают общее представление о массовых убийствах тысяч невинных, осуществленных правителями.

Обобщая, можно сделать вывод, что во всех странах правящая элита действительно является самой криминализированной группой общества. Нижеприведенная таблица показывает исключительно высокий процент насильственных смертей среди правителей, особенно правителей крупных империй (табл. 1). Отсутствие убитых монархов в Испании и Дании объясняется тем фактом, что короли этих стран были взяты лишь за последние несколько столетий (когда, как уже отмечалось, количество тяжких преступлений, совершенных правителями, почти во всех странах имело тенденцию к снижению в связи с ограничением их власти и прав).

Для сравнения ниже приведены данные по насильственной смертности среди известных деятелей прошлого (табл. 2). Таблица наглядно показывает, что, во-первых, показатель в 31,9% насильственных смертей среди правителей значительно превышает соответствующий показатель среди известных людей прошлого. Во-вторых, самый высокий процент насильственных смертей приходится на военных, политиков и президентов (20,0, 10,0, и 12,1% соответственно), которые также находятся в страте правителей. Священники, коль скоро они являются не только духовными лидерами, но и светскими правителями, показывают четвертый по величине процент насильственной смертности.

Принимая во внимание менее значимые, но все же серьезные преступления против личности и собственности, правители остаются "самыми виновными из всех". Для сравнения можем взять показатели для населения 2640 американских городов на 1946 и 1956 гг. Причем эти показатели преступности выше, чем соответствующие показатели в других странах.

Степень причастности правителей к такого рода преступлениям значительно варьируется в зависимости от страны и времени, однако неизменно остается во много раз выше, чем показатели преступности среди подвластного населения. По приблизительным подсчетам, доля правителей, виновных в совершении преступлений против собственности, варьируется в пределах от 10 до 35%; против личности (за исключением непреднамеренных и просто убийств) – от 20 до 50%; в половых преступлениях – 15-60%; против традиций и обычаев – от 10 до 55%. Даже если уменьшить эти показатели в десять, двадцать или пятьдесят раз, они все равно будут гораздо выше соответствующих показателей преступности среди населения. Нельзя забывать, что лишь малая часть этих преступлений известна общественности. По большей части правители, преступившие закон, остаются безнаказанными.

Криминальность правителей демократий и республик

А как насчет конституционных монархов, президентов, министров при демократическом и республиканском строе? Что можно сказать о главах парламентов или конгрессов, о верховных судьях, генералах и адмиралах демократических вооруженных сил, губернаторах, мэрах больших городов и прочих парламентских и политических лидерах? Относятся ли к ним сделанные выше выводы? Неужели уровень преступности среди них тоже выше, чем среди обычных граждан? Разве сам факт избрания этих "правителей" не делает их образцами добродетели и моральными лидерами? Неужели в отличие от рядовых граждан демократических республик они являются членами преступных группировок?

Ответ на эти вопросы таков: приведенные выше выводы относятся и к правящим группам демократических государств. Уровень преступности в этих группах заметно выше, чем уровень преступности подвластного им населения. При этом следует помнить, что, как уже говорилось, с ограничением власти правителей снижаются такие показатели, как частота совершения преступлений и их тяжесть. Власть демократических правительств сильно ограничена де-юре и де-факто. И хотя бы по этой причине можно ожидать, что уровень преступности правителей в условиях демократии будет значительно ниже, чем при автократиях и диктатурах.

Демократические правящие группы совершают в основном преступления против собственности, норм и традиций, сексуальные преступления и прочие не столь тяжкие преступления. В результате качественного и количественного снижения уровня преступности правящих групп в условиях демократии контраст между уровнем преступности правителей и их подданных становится менее заметным, чем в больших автократических империях и государствах. В автократическом государстве преступления словно роятся вокруг высших чинов в центральном правительстве. В условиях демократии преступность имеет тенденцию "рассеиваться" на различных уровнях власти и среди могущественных экономических и политических групп (формально оказываясь за пределами правительства), которые фактически являются неформальными партнерами правительства и зачастую более влиятельны, чем официальные правящие группы.

Обоснуем эти выводы.
1. Вывод о снижении криминальности конституционно (и фактически) ограниченных правительств монархий и республик подтверждается тем фактом, что после ограничения их власти правители практически всех подобных стран почти перестают совершать убийства, нападения и прочие тяжкие преступления. Это можно сказать о правительствах Швейцарии, Дании, Швеции, Норвегии, Голландии, Бельгии, Великобритании, Австрии, Германии (исключение составляет правительство Гитлера), Соединенных Штатов, Франции, Италии, России (до коммунистического правительства, созданного в 1918 г., которое официально и фактически является диктатурой), Японии, Индии и других стран.


2. Несмотря на такое улучшение морального состояния правящей группы, власть которой ограниченна, уровень ее преступности все равно остается выше, чем уровень преступности подвластного ей населения. Это следует из сравнения уровня преступности населения с данными о преступности среди членов правящих групп в демократических государствах.
Количество убийств в среднем колеблется от 0,0008 до 0,2 на 100 человек населения, а количество других преступлений – от 0,008 до 1,2 на 100 человек населения. Это означает, что в среднем мы имеем одного убийцу на 500-125 000 человек (опять же, 500 – это нетипичный, исключительный показатель); и одного преступника на 12,5-84 человека (это данные по кражам за 1956 г., рассчитанные на 80 986 991 человека городского населения Соединенных Штатов). В 1956 г. в Америке было зарегистрировано около одного убийства на 20 000 человек и около одного непредумышленного убийства на 28 571 человека (городское население). Теперь, чтобы набрать две группы из высокопоставленных правительственных чиновников численностью 20 000 и 28 571 человек, мы возьмем всех президентов и вице-президентов США, членов кабинета министров, влиятельных конгрессменов (прошлого и настоящего), военную элиту. К этому добавим некоторых губернаторов (прошлого и настоящего), мэров больших городов и политических лидеров. Сравнив обе группы, мы обнаружим, что среди представителей правительства убийцы встречаются чаще. Например, из двадцати влиятельных политических лидеров США с 1850 по 1925 г. как минимум двое были обвинены в убийстве (Мартин Ломасей и Ричард Крокер). Затем, раз убийство гангстерами друг друга считается убийством, мы должны рассмотреть подобные убийства членов различных правительственных фракций, боровшихся за право на существование, за господство и добычу. Это, например, убийства Гамильтона, Линкольна, Гарфильда, Лонга и прочих, а также почти смертельные схватки между соперниками из разных "правительственных банд". К жертвам войны между этими "бандами" следует отнести тысячи убитых в жестокой борьбе между сторонниками и противниками рабства и в других политических "войнах". Нельзя забывать и тех, кто был убит наемными убийцами по приказу политических лидеров, связанных с преступными группами. Если подсчитать все эти и подобные убийства, совершенные прямо или косвенно высшими и низшими государственными служащими или служащими среднего звена, то уровень преступности (в частности убийств) правящего слоя, без сомнения, будет выше, чем уровень преступности населения.


Даже если относительный уровень преступности зависит от того, какую смертоносную деятельность правительственных служащих считать убийством, нет никаких сомнений, что в сфере преступлений против собственности, сексуальных преступлений и менее тяжких правонарушений этот показатель для правящих групп будет выше, чем для подвластного населения. Если для сравнения мы возьмем приведенные выше данные об уровне преступности среди городского населения Соединенных Штатов, то окажется, что на 2085 человек приходится один преступник, совершивший половые преступления (любые, включая изнасилование). А среди президентов Соединенных Штатов по меньшей мере двое совершали половые правонарушения (что дает нам одного преступника на 17 президентов). Если же взять более широкий круг высших государственных чиновников (таких как Александр Гамильтон и прочие представители верховной власти), то уровень половых преступлений среди них будет заметно выше, чем среди населения.

Наиболее отчетливо преступность правящих групп в условиях демократии проявляется в сфере прав собственности. Согласно приведенным выше показателям преступлений против собственности среди городского населения США, в 1956 г. мы имеем одного преступника на 370 человек. А среди президентов Америки по крайней мере двое были обвинены в участии в преступлениях против собственности (называемых "коррупция" и "взяточничество"), совершенных их близкими партнерами и подчиненными. Таким образом, мы получаем одного преступника примерно на 17 президентов. Иначе говоря, практически каждая президентская администрация давала одного или нескольких коррумпированных руководителей. А при таких президентах, как Грант или Хардинг, коррупция стала причиной громких скандалов, преступники получили тюремные сроки.

Преступления государственных чиновников против собственности имели место еще в ранний период истории США. Первый губернатор королевской колонии Вирджиния, Сэмюель Эргалл (скончался в 1626 г.), был обвинен в коррупции. Этой порочной практике следовали многие другие губернаторы и правители колониальной Америки (губернатор Нью-Йорка Флетчер; Сэмюель Чейс, один из тех, кто подписывал декларацию независимости, и член Верховного суда США (1741-1811); сенатор Роберт Моррис (1734-1806) и др.), а затем и чиновники из федеральных и муниципальных правительств США. Во время президентства Джефферсона 16 из 29 сенаторов и 29 из 64 членов парламента незаконно осуществляли биржевую деятельность и владели ценными бумагами. Высокопоставленные правительственные чиновники как в прошлом, так и в наши дни совершили сотни и тысячи преступлений против собственности. Достаточно вспомнить скандалы в Белом доме при Трумэне, преступления в налоговом управлении и в ведомстве по делам ветеранов при Эйзенхауэре. Такие нарушения стали столь частыми, привычными и ожидаемыми, что даже получили специальное название "обязательное и разрешенное преступление" (indispensable and licensed delinquency) и "честная взятка" (honest graft).
Учитывая вышесказанное, можно сделать вывод, что если взять 370 президентов Соединенных Штатов, или 370 вице-президентов, или 370 членов кабинета министров, или 370 сенаторов и конгрессменов, или 370 генералов и адмиралов, или 370 мэров крупных городов, или 370 губернаторов штатов, или 370 прочих высокопоставленных чиновников, то можно с уверенность утверждать, что среди них найдется хотя бы один правонарушитель, совершивший преступление против собственности. Причем эти люди совершают злодеяния в больших масштабах, чем обычные граждане, посягнувшие на чужую собственность. То же самое (с незначительными изменениями) можно сказать и о высших государственных чиновниках других стран. Хотя их власть и ограниченна, эти правящие группы все еще обладают гораздо большей властью, чем рядовые граждане. И эта чрезмерная власть провоцирует демократических правителей чаще, чем рядовых граждан, совершать преступления. Если даже приблизительно посчитать все преступления против собственности, совершенные высокопоставленными чиновниками (и подтвержденные решением суда, т.е. не учитывать огромное количество замятых преступлений), то уровень преступности среди чиновников будет значительно выше уровня преступности среди населения.

Светская власть и власть духовная: римско-католические священники

Справедливость утверждения о том, что светская власть развращает тех, кто ею обладает, косвенно подтверждается тем важным фактом, что на период, когда римские папы безраздельно властвовали над светскими правителями, приходится менее всего канонизированных глав римско-католической церкви. Это отражено в табл. 4: в каждой группе по 25 глав церкви, занимавших свои посты с 32 по 1823 г.

Таблица подтверждает несколько выводов. Во-первых, больше всего глав римско-католиче-ской церкви, причисленных к лику святых (100 и 96%), приходится на период, когда христианская церковь была прежде всего "Божьим Храмом" и "Царством Божьим", когда ее преследовали, а у ее глав едва ли имелась хоть какая-то светская власть. Это время с 32 по 274 г. и с 275 по 498 г. Во-вторых, с ростом светской власти священнослужителей (в 498-827 гг.) количество святых глав церкви заметно уменьшилось. В-третьих, доля канонизированных римских пап была наиболее низка в периоды, когда папство претендовало на верховенство над светской властью. В-четвертых, уменьшение светской власти глав церкви в XIX и XX вв. и возрождение римско-католической церкви как главным образом духовного и морального института отмечено причислением к лику блаженных Папы Пия X в 1951 г. Эти данные однозначно подтверждают наш тезис о деморализующем и разлагающем воздействии слишком большой власти, возложенной на одного или группу правителей, даже если они духовные и моральные лидеры, как, например, главы римско-католической церкви.

Заключение

Приведенные доказательства подтверждают три сделанных нами обобщения. Кроме теоретического эти "теоремы" имеют и прямое практическое значение для настоящего и будущего человечества. Они ясно указывают на страшную опасность, которая ждет человеческий род, если наиболее влиятельные главы существующих правительств, сосредоточившие в своих руках колоссальную мощь атомного оружия, будут столь же аморальны и преступны, как правители прошлого. Но наши обобщения также предполагают и ряд рекомендаций, направленных на изменение современных и будущих правительств с целью повысить их нравственный уровень и предотвратить возможные злоупотребления атомной энергией.

Следить за новостями ИНЭС: